И он снова встал из-за стола, как будто все это с самого начала было формальностью, а долгие часы, проведенные Евой в комнатушке метр на два, – бюрократической оплошностью. Ева могла лишь остолбенело на него смотреть, гадая, не играет ли он с ней.
– Вы умеете печатать? – внезапно спросил капитан.
Ева заморгала, не понимая, как они так быстро перешли от Шопена к ее освобождению, а затем к навыкам обращения с печатной машинкой.
– Да, – Утверждение прозвучало скорее вопросом, растерянно приподнявшись в финале.
– Мне нужен секретарь со знанием немецкого.
Ева похолодела от ужаса.
– Вы хотите, чтобы я здесь работала?
– Да. Здесь. Мы хорошо платим. Нужно бегать по поручениям. Подшивать дела. Печатать. Приносить кофе. Ничего слишком сложного. Никто не будет приставлять вам пистолет к голове и заставлять играть на скрипке. – Хотя капитан не улыбнулся, Ева была уверена, что таким образом он демонстрирует чувство юмора. – Вы сами сказали, что вам нужна работа.
– Да. Да, нужна. – Мысли Евы метались между страхом и открывающимися возможностями.
– Тогда решено. Шесть дней в неделю. Воскресенье – выходной. Жду вас в понедельник к восьми. Конец рабочего дня в пять. Ваш брат – священник – здесь. Ждет внизу. Скажете ему, что с вами обращались хорошо. – Это была не просьба.
Ева вновь потеряла дар речи от изумления. Анджело был здесь?
– Комендантский час уже начался. Вас обоих отвезут домой на машине. В понедельник отчитаетесь.
Капитан дождался, пока Ева уберет скрипку в футляр, и протянул ей ее поддельные документы. За сегодняшний день они спасли ее уже дважды. Надо будет сказать Анджело.
Один из немцев проводил ее обратно в дежурную часть. Сейчас вход охраняли только двое солдат с автоматами, и еще двое сидели за большим столом. Анджело с опущенной головой ждал на металлическом стуле. Он был без шляпы и оцепенело сжимал в руках крест. Когда Ева почти добралась до нижней ступени, он без энтузиазма поднял голову – будто за сегодняшний день проделывал это уже множество раз и всякий раз увиденное наполняло его разочарованием.
Анджело немедленно вскочил на ноги, ища в лице Евы какие-либо следы заключения. Она попыталась улыбнуться, чтобы его успокоить, но изгиб губ ощущался фальшивым, а само усилие почему-то вызвало желание плакать. Поэтому Ева просто сцепила зубы и позволила солдату сопроводить ее к выходу.
– Машина уже ждет, – сказал он Анджело. – Вас обоих отвезут домой. Пожалуйста, следуйте за мной.
И он не оглядываясь размашисто зашагал к двери. Анджело тут же схватил Еву за руку, сжав запястье с такой силой, что завтра на этом месте должны были проступить синяки. Ева не могла не оценить иронию: единственный вред, который ей причинили в штаб-квартире СС, ей нанес Анджело.
Солдат придержал дверцу блестящего «фольксвагена», подождал, когда они устроятся на заднем сиденье, и проворно нагнулся, наставив на них круглую серую каску:
– Адрес?
Анджело ответил за обоих; судя по всему, это был адрес квартиры, которую он делил с монсеньором Лучано и его сестрой. Немец щелкнул каблуками, с силой захлопнул дверь и передал указания шоферу. Считаные секунды спустя машина отъехала от тротуара.
Улицы казались вымершими: римляне дисциплинированно сидели по домам, ожидая, когда взойдет солнце и они смогут вернуться к своим делам. Ева с Анджело молчали. Немец за рулем бросил на них любопытный взгляд в зеркало заднего вида: задержал глаза на Еве, покосился на Анджело и снова уставился на дорогу. Анджело выпустил ее руку, когда она забиралась в автомобиль, и с того момента больше не прикасался.
– Одну женщину повесили сегодня на фонарном столбе, – буднично начал водитель по-немецки. Анджело с Евой не проронили ни слова. – Партизанку. Она просила о священнике. Вы слышали, отец?
Анджело коротко кивнул, но руки его сжались в кулаки.
– Когда вы сказали, что в штабе ваша сестра, я, святой отец, уж было подумал, что речь о той партизанке. У нас нечасто бывают женщины. К счастью, я ошибся. – И шофер начал насвистывать, будто речь шла о каком-то занятном случае.
По пустым улицам дорога заняла едва ли четверть обычного времени. Вскоре Анджело с Евой уже стояли на темной мостовой перед зданием, которое она не узнала, и смотрели, как черный «фольксваген» растворяется в ночи.