Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

Стемнело, поезд остановился на какой-то станции. Видимо, простоим всю ночь – продолжать путь было опасно. Уставшие от канители при пересечении границы, мы пораньше улеглись спать. Сунь Кеин с опаской залезла на верхнюю полку, которая откидывалась каким-то мудреным способом, и с присущим ей юмором заметила:

– А меня тут не расплющит в отбивную котлету?

Но все обошлось. Утром, еще в полудреме, я и Лили услышали удивленно-радостный возглас все той же Сунь Кеин:

– Где это мы? Уж не в раю ли?

Свесившись с полки и делая вид, что трет глаза, она указывала на столик в купе. Я посмотрела: действительно чудеса! Столик ломился от яств: аппетитно румяные жареные куры, колбасы, лепешки и прочая снедь… Такого мы уж давненько не видывали – ни в голодные военные годы, ни в скудные послевоенные дни!

А чудо продолжалось.

Немного спустя в дверях появился русский парень из поездной охраны с эмалированным ведром в руке. Мы воззрились на него. «Отведайте здешней сметаны», – промолвил он и тут же исчез. Мы даже слова не успели сказать в благодарность. Ведро осталось при нас. Давно мы не пробовали такого диковинного продукта, как сметана, и с аппетитом принялись ее поглощать. Сметана была просто объедение: свежая, жирная, вкусная. Но осилить полведра даже общими усилиями мы никак не смогли.

Как это обычно бывает в дороге, разговор перекидывался с одной темы на другую, но стержнем его был Харбин и наша будущая жизнь там. Помню, я со вздохом сказала:

– Вот было бы хорошо, если б нам дали две комнаты. Ведь у нас ребенок.

Мои спутницы, успевшие переговорить с Лао Мэном и выяснить ситуацию, весело расхохотались:

– Какие две комнаты! У вас там целый дом!

Я прямо обмерла от неожиданности. Жизнь предлагала мне новые мерки, к которым я еще не успела привыкнуть, и весь этот первый день в Китае остался в памяти сказочно приятным сюрпризом.

Русский город

В Харбин мы прибыли, насколько помнится, на третьи сутки. Это было 6 октября 1946 года. Вещи наши вынесли на перрон все те же солдатики. Я сошла следом, с нетерпением ожидая увидеть Ли Мина.

И тут передо мной возник какой-то советский железнодорожник. Начальнически-безоговорочным тоном приказал:

– Автобус на площади. Всем ехать в гостиницу.

– Почему в гостиницу? Я ведь к мужу приехала, – растерянно выговорила я.

– А кто ваш муж? – спросил этот человек в железнодорожной форме.

– Ли Лисань, – назвала я.

Эта китайская фамилия, по-видимому, ничего ему не объяснила, а только усилила недоумение, которое прямо отразилось у него в глазах. Но все-таки он оставил меня в покое.

Тогда я еще не знала, что в Харбине существует как бы два мира: один – узкий, замкнутый мирок командированных советских людей, которые четко дистанцировались от местных своих соотечественников; другой – китайский мир в лице коммунистов, вступивших в город вместе с Народно-освободительной армией. Это был другой обособленный круг, живший по своим законам.

Я стояла на перроне и искала глазами мужа. Время шло, а его все не было. Вдруг мои спутницы радостно воскликнули:

– Вон, вон идет ваша машина!

Наша машина? Автомобиль, принадлежащий моему мужу? Поистине, дни чудес!

На перрон действительно въезжал голубого цвета форд.

Машина остановилась, но в ней никого не было. В чем дело? Где мой муж? Мне объяснили, что он на важном заседании. Но для меня это не было веским доводом.

Какое может быть заседание, когда из такого далека приезжает жена с ребенком?!

Я совсем не представляла, кем теперь стал Ли Лисань и что значит быть женой крупного политического деятеля, день и ночь занятого по горло. По существу, я даже толком не знала, какой работой занимался мой муж после того, как мы с ним расстались.

Я почувствовала себя глубоко обиженной. Ехала-ехала – и вот нa тебе!

Но все-таки меня, надутую, усадили в автомобиль, и мы покатили.

Харбин не удивил меня своим видом: привычного типа каменные дома, двух-, трехэтажные, как на старых улицах Владивостока, Саратова или других провинциальных городов, магазины с вывесками на русском языке, православные церкви. На улицах много обычных светлоглазых лиц. Почти русский город.

И вот перед нами показались скромные на вид особнячки, предназначавшиеся для служащих КВЖД, стоявшие на перекрестке, по углам двух спокойных улочек – Садовой и Технической (все улицы в городе имели русские названия), как оказалось, напротив Харбинского политехнического института, в Новом городе (Наньган). Весь прилегающий район был застроен такими же типовыми домиками.

Подъехали к кирпичному домику дачной постройки со стеклянной верандой. На крылечке стоял Ли Лисань в военной форме – френче и брюках цвета хаки, совсем как у гоминьдановских военных. На голове нечто вроде конфедератки, на ногах изящные ботинки из светлой кожи, каких я в Москве не видывала. Очень уж непривычно выглядел он для меня в этой генеральской, как оказалось, форме! А так как я вдобавок была на него в обиде, то встреча получилась совершенно не такой, какой я ее мысленно столько раз себе рисовала.