Был конец марта 1949 года, когда в Харбине появился посланец Ли Лисаня (его секретарь) и известил, что нужно спешно собираться: едем в Пекин. Дело в том, что в Харбин прибыл спецпоезд, на котором китайская делегация транзитом через Советский Союз направлялась в Стокгольм на Всемирный конгресс сторонников мира. В составе делегации, которую возглавлял Го Можо, находился и Сяо Сань – поэт, широко известный в СССР под псевдонимом Эми Сяо. Участник первого съезда советских писателей, он имел широкие дружеские связи в литературных кругах. В 30–40-е годы все его стихи переводились на русский язык, часто даже известными поэтами, такими как Михаил Светлов, Сергей Михалков. Ли Лисань общался с Эми Сяо в Москве и познакомил меня с ним и его женой Евой еще в 1935 году, до нашей свадьбы.
У Эми с Евой была очень романтическая история. Ева, еврейка по происхождению, бежала с родителями из Германии после прихода к власти Гитлера. Они осели в Швеции (брат Евы впоследствии стал дирижером Шведского королевского оркестра). Ева занималась фотографией. В 1935 году, движимая любопытством, она отправилась в турпоездку в СССР и на берегу Черного моря случайно познакомилась с молодым китайским поэтом. Живой, энергичный, он привлекал внимание женщин. Почти не имея языка для общения, они стали мужем и женой. В Москве они жили в хороших условиях, в писательском доме в Лаврушинском переулке. Я полагаю, что Ли Лисань водил меня к ним в гости в показательных целях.
Но, когда начались наши печально известные московские перипетии, мы потеряли друг друга из виду. За это время много чего произошло. Ева успела родить двух сыновей, причем одного в Москве, а другого в Яньани, куда она последовала за Эми Сяо в 1940 году. Приезд иностранки привлек общее внимание. В тех достаточно еще демократических условиях Ева вместе с мужем запросто ходила в гости к Мао Цзэдуну и другим давним друзьям Эми Сяо (Эми дружил с Мао Цзэдуном еще в школьные годы). Но потом у Евы с Эми что-то расклеилось, она забрала обоих мальчиков и на попутной машине уехала через Синьцзян в СССР. Застряла в Чимкенте, так как уже шла война. Эми остался в Яньани, потеряв связь с Евой.
Спустя четырнадцать лет, когда я снова встретилась с ним в Харбине, Эми Сяо выглядел по-прежнему – моложавый, живой, подвижный, с тонкой ниткой усиков на верхней губе и по-русски говорил все так же свободно. Мы долго по-дружески беседовали. Эми мучали сложности в семейной жизни. Он завел другую семью, у него родились еще два сына (ему везло на мальчиков), но, видимо, сердцем тянулся к прежней любви.
Помню, в беседе со мной он обронил такие слова:
– Как хорошо, Лиза, что вы вместе с Ли Мином!
По привычке он назвал Ли Лисаня его московским именем. Похоже, что в глубине души у Эми вызревало какое-то решение. Как потом выяснилось, во время пребывания с делегацией в СССР он нашел-таки Еву и привез ее и обоих сыновей обратно в Китай.
Через несколько дней делегация борцов за мир, пересев на другой поезд, отправилась дальше, к границе, а мы стали грузиться в опустевший спецпоезд: вывозились последние оставшиеся в Харбине семьи ответработников.
Не хотелось мне покидать насиженное гнездышко, но делать нечего, ехать было надо, раз представилась такая редкая возможность. Регулярное сообщение с Пекином еще не было налажено. Из окна вагона я видела, как приводились в порядок железнодорожные пути, наводились временные мосты взамен разрушенных во время войны.
Поезд полз долго – суток двое – трое. Приехали в Пекин поздно вечером. Сошли на старом вокзале, который находился в самом центре города у Передних ворот (Цяньмэнь). Трудно было толком разглядеть что-нибудь в темноте при тусклом уличном освещении. Помню только, что через ворота в стене мы въехали на какую-то улицу, где за оградами стояли красивые здания европейского типа. Как позже выяснилось, это был посольский квартал Дунцзяоминьсян, обнесенный в то время отдельной высокой стеной с железными воротами и способный благодаря этому выдерживать осаду, – как то и случилось в начале ХХ века, во время «боксерского восстания»[94]
.Автомобиль вскоре остановился около подъезда четырехэтажного здания – это был отель «Шесть держав» («Люго фаньдянь») – имелись в виду Великобритания, Франция, Россия, Германия, США и Япония, те самые страны, которые послали свои войска для подавления восстания крестьян-«боксеров». В память об этом и был назван отель. Владельцем его был англичанин.