Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

К слову сказать, позднее, уже выучив китайский язык, я поняла, что речи Ли Лисаня, несмотря на свою продолжительность, не были пустым «переливанием воды», а всегда были насыщены содержанием и покоряли не только эмоциями, но и логикой мысли.

Круг моего общения постепенно расширялся. В 1947–1948 годах стали приезжать в Харбин многие из тех китайцев, которые долго находились в Москве, можно считать, в политической эмиграции. Вернулся Шибанов (Сюй Цзефань), наш московский знакомый, с семьей – русской женой и тремя падчерицами. Оля, жена, увлекалась игрой в мацзян – в послевоенные годы у них в московской квартире часто собирались китайцы и проводили долгие часы за этим занятием. Бывал там и Ли Лисань: он очень любил мацзян и неплохо играл. В Китае жизнь семьи Шибанова не сложилась: девушки не прижились в новой стране и уехали обратно, а Оля вскоре умерла от рака. Позже Шибанов женился на бывшей жене Линь Бяо Чжан Мэй, которая в 40-е годы тоже находилась некоторое время в СССР.

В уютном особняке на Телинской улице мы с мужем недолго прожили одни. Из ЦК партии, по-прежнему пребывавшего в партизанских условиях, пришла телеграмма с критикой «роскошной жизни», которую вели руководящие работники на Северо-Востоке. И Ли Лисань, еще не успевший забыть нашего скромного существования в московской коммуналке, сам проявил инициативу в отношении уплотнения. По его просьбе к нам подселили только что вернувшуюся на родину семью Ван Ифэя (в СССР его звали Крупник) с женой Надей Перцевой (Лю Фэнсян) и двумя детьми. Какое-то время с нами жила еще Линь Ли. В общей сложности оказалось двенадцать человек обитателей. И все равно мы размещались с несравнимо большим комфортом, чем в московской комнате. За Ли Лиса-нем даже сохранился отдельный рабочий кабинет с огромным письменным столом и громоздким диваном с креслами. Но спать ему приходилось на тахте в столовой, так как в нашей спальне помещались я, няня и обе девочки.

Неожиданно в один из непривычно душных июльских вечеров появился Гуйский (Чжан Сичоу), но без Любы Позднеевой.

В тот день в сумерки я как раз вышла на задний двор подышать воздухом и увидела интересное зрелище: посреди двора лежала жирная заколотая свинья, а вокруг нее были расставлены свечи – это была придумка наших охранников, которые сами откармливали эту свинью в специальном загончике в глубине двора, а теперь, предвкушая долгожданное пиршество, собирались разделывать ее при импровизированном освещении. Я остановилась полюбопытствовать, как вдруг подошел один из охранников и сообщил:

– Вас спрашивает какой-то человек, говорит, что из Москвы.

Из Москвы? Сердце у меня дрогнуло – я все время думала о родном городе, а связи практически не было. Почта не работала, приходилось ждать оказии, но большинство приезжающих не были знакомы с моей мамой и ничего не могли рассказать мне о ней.

Я торопливо вернулась в комнаты и не поверила своим глазам: передо мной стоял Гуйский, с которым мы вместе переживали и войну, и эвакуацию. Я так обрадовалась, как будто увидела родного и близкого человека. Мы долго беседовали – о Любе, о его семье и, конечно, о Москве. Гуйский как бы привез мне весточку с родины, из далекой Москвы, по которой я не просто скучала, а, прямо сказать, тосковала. Оторваться от родной земли – это ведь не так просто. Ностальгия, словно недуг, одолевает каждого русского, который покидает родину. От него излечивает только время.

Вернувшиеся из России китайцы скрашивали жизнь. У меня образовалось немало новых знакомых, например, Оуян Фэй (по-русски Фифи). Эта девушка родилась в Париже, а выросла в интернациональном детском доме в городе Иванове. Родителей она не знала. Китайский язык изучала в Московском институте востоковедения и в первый раз увидела свою историческую родину в двадцать с лишним лет. Фифи стала прекрасной переводчицей, работала на самых важных китайско-советских совещаниях и международных форумах. Но ее постигла трагическая судьба: в годы «культурной революции» ее заподозрили в шпионаже в пользу СССР и бросили в тюрьму как участницу «шпионской группы Ли Лисаня». Вышла она через семь лет с тяжелой психической травмой, полностью лишившаяся трудоспособности и почти никого не узнающая. Ее давно уже нет в живых.

Как раз в то время в Харбине было создано бюро переводов, куда и привлекли китайцев, вернувшихся из Москвы: Линь Ли, Фифи, Гуйского, Крупника, Шибанова и других. Ли Лисаня назначили руководить этой работой в качестве главного редактора, но по своей занятости он практически не мог найти времени для редактирования. Стилистическую редакцию русских переводов попросили делать меня. Я с удовольствием занималась этой работой. Очень удобным оказалось то, что почти все жили вместе, работали прямо в нашей гостиной, и всегда можно было оторваться, чтобы покормить Лялечку.