Мао Цзэдун, по-видимому, был рад, хотя, как водится, не демонстрировал свои чувства. С другой стороны, молодой человек, вернувшийся из-за границы, где был окружен вниманием как сын знаменитого отца и даже пользовался определенными привилегиями, похоже, показался отцу избалованным и очень «заморским». Во всяком случае по приезде в Яньань Сережа вскоре оказался в деревне, в семье крестьянина-бедняка, где помогал хозяевам обрабатывать поле. Это была идея Мао Цзэдуна, который хотел таким образом перевоспитать сына, долго жившего за границей, приспособить его к китайской действительности. Но, как рассказывают друзья Сережи, у него вскоре получился прокол: по русской привычке он решил приударить за дочкой хозяина, а надо знать, что для патриархальной китайской деревни это было грубейшим нарушением всех моральных правил. Пришлось отзывать парня и заминать скандал.
Получив жестокую головомойку от отца, Сережа притих. Вскоре он женился на молодой восемнадцатилетней девушке, мать которой в 30-е годы работала в качестве китайской связистки Рихарда Зорге в Шанхае. В 1950 году, когда началась война в Корее, Сережа по собственному желанию попросился на фронт и был прикомандирован к штабу Китайской добровольческой армии. Пригодились его военная профессия и знание русского языка – он работал с советскими военными советниками. И вот что значит судьба – она настигла-таки его в Корее – во дворе штаба разорвалась бомба как раз в тот момент, когда выходил Сережа. Он был убит наповал.
Гибель сына долго скрывали от Мао Цзэдуна. Боялись. Похоже, что отец любил его больше других детей. Уже в наши дни пошли разговоры о том, что он готовил его в наследники.
Еще в 1929 году, когда мать Сережи и Коли страдала в тюрьме из-за мужа, Мао Цзэдун нашел себе другую спутницу жизни – молодую партизанку по имени Хэ Цзычжэнь. Она отправилась за ним в Великий поход, беспрестанно рожала детей, которые умирали при рождении, или же их оставляли на руки крестьянам, попадавшимся на пути. Уже по завершении Великого похода родилась девочка, которая выжила и осталась с родителями. Но судьба ее тоже сложилась непросто.
В 1947 году в Харбине к нам в гости пришла девочка-подросток, звали ее Цзяоцзяо. У нас дом был вроде как перевалочный пункт: к нам заходили все, кто ехал в Москву или приезжал из Москвы. Девочка приехала из Москвы и чисто говорила по-русски. Держалась скромно и застенчиво. Мне сказали, что это дочь Мао Цзэдуна от брака с Хэ Цзычжэнь. После долгих лет разлуки и пребывания в Интердоме она ехала на встречу с отцом. Но что-то ее смущало – в памяти остались неуверенные слова девочки:
– Не знаю, как папа меня встретит.
Я не разбиралась тогда во всех перипетиях громкого развода ее родителей, слышала только, что у Цзяоцзяо была уже мачеха – Цзян Цин, и мне по-матерински стало жаль эту девочку, которой так хотелось отцовской ласки, но видно было, что при всей житейской неискушенности она мало надеялась на то, что в сердце ее великого отца найдется уголок и для нее.
Сложности отношений с отцом и мачехой, тяжелая судьба ее матери описаны в книге Ли Минь (такое имя дал Цзяоцзяо отец) «Мой отец Мао Цзэдун». В самом начале XXI века книга была издана на русском языке. Мои дочери переводили, а я редактировала перевод. Отсылаю читателя к этой книге, не буду здесь повторяться.
Расскажу о другом сыне Мао Цзэдуна – Коле (Мао Аньцине).
Он появился в нашем харбинском доме спустя некоторое время после своей сестры. Я не видела его десять лет. Теперь он стал совсем взрослым, получил работу в Харбине и зачастил к нам. Любил поговорить по-русски, поесть борща, а самое главное, наверное, хотелось ему прикоснуться пусть к чужому, но к домашнему теплу. Затем Колю вместе с другими сотрудниками отправили в деревню участвовать в проведении земельной реформы. Через несколько месяцев он вернулся, похудевший, почерневший и, хуже того, обовшивевший, – и сразу к нам. Мы с няней Марией Ионовной тут же погнали его в ванную отмыться, отскрестись как следует, дали чистое белье, а одежду его пропарили, прогладили горячим утюгом, чтобы убить паразитов. Соскучившись по русской еде и вообще по нормальному питанию, Коля уплетал за обе щеки, особенно свой любимый борщ.
Позднее в Пекине Коля продолжал бывать у нас, как только выдавалось свободное время. Сохранилась даже история, рассказанная охранниками Мао Цзэдуна, о том, как Мао захотел вдруг увидеть сына, и его бросились искать повсюду, пока не нашли у нас дома играющим во дворе с Инночкой.