Читаем Из России в Китай. Путь длиною в сто лет полностью

Несколько раз в неделю за мной приходила машина скромной марки «Победа». (Самыми шикарными иномарками тогда были советские ЗИМы – для министров и ЗИСы – для членов Политбюро.) Беспрепятственно минуя охранные посты у главных ворот Чжуннаньхая, я попадала в апартаменты «первой леди» страны, как сейчас принято говорить. Но эти апартаменты даже по моим понятиям были скромными. Мао Цзэдун со своей семьей жил в старой постройке – традиционном сыхэюане[96], где был сделан лишь косметический ремонт. Потом я слышала, что Председатель Мао в течение долгого времени не разрешал даже белить в своих комнатах, хотя стены там прокоптились до черноты – ведь хозяин не выпускал сигареты изо рта. Не изменяя армейским привычкам, он спал на узкой и жесткой походной койке. Правда, позднее сменил ее на широкую кровать. Начиная с 60-х годов в разных городах и на курортах специально для Мао строились огромные резиденции, отличавшиеся, как мне кажется, не великолепием, а пространственным размахом. Например, ванные комнаты были размером с небольшой танцевальный зал. Причем Мао до конца жизни не переносил европейских унитазов, и для него ставили еще один – «турецкий», как говорят в Европе, в Китае же его называли «японским». Но эти резиденции большую часть времени пустовали – Председатель Мао редко останавливался там, предпочитая вагон своего комфортабельного спецпоезда.

Но в первые годы республики все было проще. Дом был обставлен очень скромно, в соответствии со своим старинным названием: «Книжная комната с ароматом хризантемы». Наши занятия с Цзян Цин проходили в ее рабочем кабинете, где все стены были заставлены книжными шкафами, а полки – произведениями китайских классиков. Я отметила это с удовлетворением, и хотелось думать, что все это книжное богатство не было простым украшением, выставленным для показухи.

Цзян Цин произвела на меня с первого взгляда вполне приятное впечатление. Она была недурна собой. Ее отличала почти кошачья мягкость движений и какой-то особый притягательный шарм. Недаром она смогла пленить Мао в Яньани, когда, говорят, садилась в первые ряды зала и с трогательным усердием записывала выступления Председателя. Особенно приятным мне показался тембр ее голоса – он обволакивал, завораживал собеседника. Много позднее, в «культурную революцию», голос ее стал скрипучим, крикливым, в нем зазвучали металлические нотки, и сама Цзян Цин полностью поменяла имидж, став похожей на «красную мегеру». Некоторые свидетели частично объясняют это несложившимися семейными отношениями, тем, что она вынуждена была долгие годы находиться в тени и страдала от холодности мужа. Не знаю.

Правда, Линь Ли, вернувшись из поездки, жаловалась на капризы Цзян Цин, на то, что она помыкает окружающими, и даже ей все время отдавала команды: «Открой окно», «Подними», «Принеси» и т. д., или бесконечно жаловалась на свое здоровье.

– Нет, я больше с ней ни за что не поеду! Я ей не прислуга! – возмущенно заявляла свободолюбивая Линь Ли.

Холодок, пробежавший между ними уже тогда, возможно, затаился в душе Цзян Цин и вылился страшным потоком значительно позднее.

Со мной Цзян Цин была мила. Иногда, если занятия затягивались, она оставляла меня на ужин. Пару раз садился вместе с нами и Мао Цзэдун, за столом царила нормальная семейная атмосфера. Мао был нежен с дочерью Ли На (Цзян Цин родила ее в Яньани), улыбался Инночке, которую я несколько раз привозила с собой, – она играла с Ли На.

Я учила Цзян Цин правильному произношению, навыкам чтения и простейшим разговорным фразам. Продолжительность и частота наших занятий целиком зависели от настроения и самочувствия ученицы. Никакой программы я ей не навязывала. И, конечно, уроки были совершенно бесплатными. Довольно скоро они прекратились под предлогом «занятости» моей ученицы.

В знак благодарности Цзян Цин передала мне через Линь Ли комплект хлопчатобумажных скатерок и салфеточек с аппликациями в виде цветочков. Они пережили и «культурную революцию», и саму дарительницу.

Глава 3

Дела семейные

Особняк в переулке

Все лето 1949 года мы провели в Ароматных горах, где бывает прохладно даже в самые жаркие дни и воздух напоен ароматом хвои. Лишь в конце августа мы покинули этот приятный уголок и перебрались в город.

Нам еще в апреле предложили на выбор три дома – так распорядился тогдашний мэр столицы, Пэн Чжэнь. При выборе Ли Лисань предоставил решающее слово мне. Первый вариант я сразу отвергла: это был чисто китайский традиционный дом – сыхэюань, закрытый в четырех стенах, с двориком-патио посредине. Центр Пекина был почти целиком застроен такими одноэтажными домами, которые и сегодня вызывают восторг у ценителей китайской культуры. Но для меня все было слишком непривычно. Прежде всего потому, что постоянно надо было выходить наружу, перемещаться по открытой галерее, окаймляющей двор, чтобы попасть в другие комнаты, – а как быть в холодные зимние дни? К тому же дворик был зажат между постройками, и из него, как из колодца, виднелся лишь квадратик неба. Никакого простора.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное