Утром, лишь только я успела проглотить миску привычной жидкой кашицы, за мной пришли. Без слов повели в комнату допроса. За столом сидели двое в военной форме. Они вежливо справились о моем здоровье и объявили, что у меня нашли язву двенадцатиперстной кишки. Слава Богу, что не рак!
Затем с места в карьер объявили:
– Собирайте вещи: вы покидаете тюрьму.
– Куда же я поеду?
– В провинцию Шаньси, город Юньчэн.
– А там что – опять тюрьма?
– Нет, нет! Вы там будете проводить свои преклонные годы.
Хорошенькая перспектива! Меня охватили противоречивые чувства: с одной стороны, наконец-то я вырвусь из этого каземата, где мне осточертело каждое пятнышко на стене! С другой стороны, это значит, что меня высылают из Пекина, разлучают с дочерьми. Что меня ждет в глухой провинции, где нет ни единой знакомой мне души? На что я буду жить, как будет обставлен мой быт – тоже неизвестно. И мне вдруг стало даже жалко оставлять мою камеру, хоть и опостылевшую, но с уже сложившимся, устоявшимся укладом жизни.
Но через мгновение радость ожидающей меня свободы развеяла все эти опасения – будь что будет, все лучше, чем эти ненавистные стены!
Получив сигнал, что разговор окончен, я с непривычной резвостью вскочила с бочонка и отправилась собирать вещи.
Их, конечно, было не бог весть сколько. Обременяли только кулечки и пакетики с продуктами, принесенные дочерьми. За четыре дня, прошедших с нашего первого и последнего свидания, я не успела все съесть, да и, признаться, не торопилась – растягивала удовольствие, смаковала. Иногда страж, подсматривавший в глазок, кричал из коридора:
– Ты что там жуешь?
На что я не без гордости отвечала:
– Мне разрешено – дети принесли передачу.
Такой ответ удовлетворял солдатика. Теперь во время сборов меня занимал один вопрос: «В чем же я поеду? Уж не в этом ли одеянии черного ворона?»
К счастью, это было не так – мне выдали новый комплект одежды: шерстяные брюки, приличную блузку и жакет из синтетической ткани принятого тогда прямого кроя. Я попросила дать и новую обувь – старая уже износилась до неприличия, и мне принесли матерчатые китайские тапочки с парой носков.
Когда я сбросила опостылевшую тюремную одежду, то испытала огромное удовольствие, почувствовав себя не зечкой, а женщиной, и, как показалось мне, даже элегантно одетой. Удивило, что все пришлось мне впору. Как позже выяснилось, все это было куплено на мои же деньги – 200 юаней, конфискованные при аресте.
Сборы закончены. Я окинула прощальным взглядом свое многолетнее пристанище, и что-то шевельнулось в душе. Нет, это было не чувство грусти при расставании, а скорее сожаление о бездарно потерянном времени – восемь ушедших в пустоту монотонных лет. Что же меня ждет впереди? Хуже, наверное, не будет. А пока свобода, долгожданная свобода!
И вот я выхожу за дверь, которая захлопывается за мной, надеюсь, навсегда. Иду по коридору, а мои пакетики и кулечки несут сопровождающие, как в добрые старые времена. Сподобилась! Ведь прежде при переселении из одной камеры в другую (это происходило не раз) я тащила все вещи сама, сгибаясь под тяжестью ноши – на меня наваливали и матрас с одеялом, и труды классиков марксизма, которые дозволялось читать. А надзиратель шагал впереди и хоть бы пальцем шевельнул, чтобы прийти на помощь!
Перед выходом из здания стояли несколько надзирателей, среди них я увидела приветливое лицо врачихи. Эта милая женщина даже незаметно кивнула мне в знак напутствия. Какое это счастье – в страданиях встретить доброту и сочувствие!
Меня вывели во внешний двор и усадили в черный легковой автомобиль. Распахнулись огромные чугунные ворота, и мы покатили. Тюрьма осталась позади. Но я по привычке воздерживалась от разговоров с провожатыми и не задавала лишних вопросов: у меня еще не было ощутимого чувства свободы.
И вот уже знакомый Пекинский вокзал. Машина въезжает прямо на перрон, как раньше, когда я ездила с Ли Мином, и останавливается у дверей вагона.
Мягкий вагон! Это показалось мне чудом. Я представляла себе совсем иную картину: жесткий сидячий, переполненный до отказа, и я под охраной вооруженных конвоиров, привлекающая внимание десятков любопытных глаз. Это было бы удручающе тяжело.
А здесь в четырехместное купе вносят мой такой знакомый, такой домашний чемодан. Сопровождающие меня мужчина и женщина рассаживаются по местам. Присаживаюсь и я. И тут в проеме двери появляется еще один человек. Не верю своим глазам – это же мой коллега по институту Ван Дэшэн!
– И вы здесь? – изумляюсь я.
– Да, я буду сопровождать вас до места назначения, – улыбается он.
Какое счастье! Не спрашивая разрешения, перехожу на русский язык. Нас не одергивают.