Читаем Из России в Китай. Путь длиною в сто лет полностью

И действительно после окончания института я сидела дома без дела. С дипломом отличницы, который портила только одна четверка – по истории языка. При распределении мне дали направление в среднюю школу учительницей французского языка. Но податься было некуда: все школы, все вузы уже не функционировали, а готовились к эвакуации. Я с радостью пошла бы работать на какую-нибудь фабрику, сочла бы за честь стать рабочим человеком в те грозные времена. Но остававшиеся в Москве заводы и фабрики переключались на выпуск военной продукции, и я знала, что любая попытка поступить туда на работу будет напрасной. Такое со мной уже случалось: еще накануне получения диплома я попробовала устроиться в Военный институт иностранных языков преподавательницей, но получила категорический отказ. Причина – муж-иностранец, к тому же побывавший в тюрьме.

И я решила ехать в эвакуацию в расчете на то, что там не придется сидеть сложа руки. Со мной поехали мама и невестка Мария с пятилетним сыном Толей. Оставаться в городе с ребенком становилось опасным, и Володя настаивал: «Уезжайте и вы!»

В начале августа семьи сотрудников издательства погрузили в товарный вагон – пассажирских уже не хватало – и повезли в Горьковскую область. В городе Горьком (теперь снова Нижний Новгород) нас пересадили на пароход, и мы поплыли вниз по течению. Через несколько часов пароход причалил к пристани Васильсурск. Здесь небольшая речка Сура впадает в Волгу. Затем нас отвезли в деревню Малый Воротынец и расселили по избам колхозников.

В деревне к тому времени было уже мало мужчин – все ушли на фронт. Нам довелось быть свидетелями проводов последних призывников. Провожали их без фанфар и ликующих возгласов. Все было по-житейски обыденно и просто. Призывники уходили строем. Женщины по деревенскому обыкновению громко голосили и причитали, долго бежали следом. Падали на землю, в дорожную пыль, но продолжали судорожно цепляться за уходивших, словно надеялись их удержать. Такое можно было понять: прощались с кормильцем семьи, и кто мог сказать, вернется ли он с этой жестокой войны! Смотреть на это было мучительно больно.

Нас четверых поселили в избе у одинокой пожилой женщины. Она была человеком запасливым: в сенях на балке у нее висел большой мешок со спичками, а в кухне за русской печкой стоял такой же мешок с солью. Там же хранились и запасы мыла. К нам хозяйка не испытывала особого расположения, и мы часто ловили ее косой, недружелюбный взгляд. Чувствовали себя непрошеными гостями и старались держаться тише воды, ниже травы. Вот что означало в военные годы быть «эвакуированным». Теперь таких людей называют просто беженцами.

Нужно было зарабатывать на жизнь. В колхозе началась уборка хлебов, рабочих рук не хватало. Мы с Марией стали с раннего утра ходить в поле. Пшеницу косили жнейкой, она ложилась в валки, а мы шли следом и вязали снопы. Умелые руки Марии, выросшей в деревне, ловко справлялись с этим делом. А мне, горожанке, приходилось тяжело. Мария перевыполняла дневную норму, успевая связать триста снопов, а я не дотягивала и до двухсот. Уставала страшно – болели руки, ломило поясницу. И как же было приятно, когда можно было передохнуть, усевшись в тени сложенной из снопов копны, и утолить голод куском черного хлеба с солью и свежим огурцом. Но самой тяжелой работой была уборка льна. Про эту работу здесь говорят «брать лен». Лен глубоко и крепко вгрызается корнями в землю – ухватившись голыми руками за грубый стебель, надо было изо всех сил тянуть растение из земли. После такой работы на ладонях вздувались кровавые волдыри.

Так и прошел август – на полевых работах. А что делать потом? Вчетвером на какие деньги жить? Я колебалась, не зная, на что решиться дальше. Ли Мин присылал открытки и каждый раз подчеркивал необходимость устроиться на работу. Я ему отвечала:

«Ты прав, это действительно необходимо, потому что жить ожиданиями посылки денег – невозможно. Тебе и Володе это просто трудно, я очень хорошо это понимаю. (Я это понимала с самого момента нашего отъезда.) Я до этого времени делала все возможное, чтобы устроиться куда-нибудь – но ничего не могла найти. Работу техническую в учреждении получить трудно, вот если бы я была счетным работником – другое дело! Но ты же знаешь мои способности и умение считать?!»

Но перед самым началом нового учебного года я нашла работу преподавателя, причем по специальности (это было единственное место во всем районе). Пошла в районный отдел народного образования предложить свои услуги в качестве преподавателя французского языка. Посмотрели мой диплом:

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное