Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

«Мой дорогой и бесконечно любимый мой!

За последнее время живу одной мыслью: скорее тебя увидеть. (…) Милый, родной мой – я даже не могу подобрать соответствующих эпитетов, это совсем не то, что я вот сейчас чувствую – с моей стороны просто преступление оставлять тебя в Москве в таком настроении. Милый мой! Как ты меня любишь! Я совсем не заслуживаю такого отношения. Я рассуждаю совершенно разумно и считаю, что должна быть в Москве. Я сделаю все, что можно, чтобы освободиться от работы – буду искать себе заместителя. (…) Я тебе буду телеграфировать. Не отчаивайся – мы скоро увидимся. Я последнее время только и думаю о тебе. Нам вместе, я думаю, страшным ничего не может показаться.

(…) Если возобновятся бомбежки, мы вместе будем бегать в метро. Верно ведь? Родной мой, у тебя замечательное благородство души, но я тоже не хочу поступать эгоистически, да я просто и не могу оставаться здесь. Я уже решила: хочу быть с тобой».

И в другом письме:

«Вчера мне Володя в письме сообщил о смерти в госпитале нашего старого знакомого. Знаешь, я впервые вдруг почувствовала, что такое война – сколько гибнет тысяч таких молодых, полных жизни! Какая ужасная вещь война. Вдруг мне стало страшно потерять тебя – мой родной, мы должны быть вместе!»

Ответы от Ли Мина хотя и приходили регулярно, но были очень краткими, сдержанными. Может быть, ему было трудно писать по-русски? Я хвалила его: «Ты стал замечательно хорошо писать, мой родной Мин, – очень правильно, с чисто русскими оборотами». Но Ли Мин нередко не мог понять моего меняющегося нервного настроения и, как он писал, боялся надоедать бесконечными открытками, письмами, чтобы не вызвать моего раздражения. (Вот разница национальных психологий!)

Я знала, что Ли Мин продолжал работать в издательстве, вместе со всеми участвовал в подготовке к обороне Москвы – выезжал в пригород рыть противотанковые окопы. Меня не покидало беспокойство за мужа: как он там устраивается с хозяйственными делами – питанием, стиркой, уборкой и тому подобным. Ведь чего-чего, а хозяйственности у него не было ни на грош. Даже гвозди в стенку приходилось мне забивать. И хотя он жил в Москве вместе с моим братом, но больной и слабосильный Володя мало чем мог помочь. Володя стремился выехать к нам, и я его поддерживала, не сомневаясь, что работу бухгалтера он здесь найдет обязательно и сможет прокормить жену с сыном. А то ведь эта забота легла на мои плечи.

Сама я рассчитывала дождаться Володю и вернуться к мужу в Москву. Но Ли Мин не спешил соглашаться, и это меня нервировало. «Судя по твоему письму, ты уже начинаешь входить во вкус холостяцкой жизни, не правда ли? – писала я ему. – Одно решительно сказанное слово “приезжай, жду”, и я уже давно была бы там».

Но Ли Мин отвечал: