Читаем Из России в Китай. Путь длиною в сто лет полностью

Что происходило в Москве, я тогда, конечно, не знала. Но из Васильсурска многие эвакуированные начали перебираться подальше, вглубь страны, и было понятно, что все стало непредсказуемым – где на другой день будет проходить линия фронта, когда наконец-то будет остановлено продвижение вражеских войск.

Уехало и балетное училище, и я тем самым лишилась дополнительного заработка. Жить становилось все труднее – на мне были еще мать и невестка с маленьким ребенком, и я одна зарабатывала на всю семью. В магазинах давно уже ничего нельзя было купить, а вместе с летом кончались и овощи на рынке. Впереди пугающе маячил голод. А вдруг еще не хватит денег, чтобы оплачивать жилье – ведь нас же просто выгонят на улицу посреди зимы! В душе снова зашевелился страх: что делать, что предпринять? Как переживем зиму?

И в этот момент судьба оказала нам милость.

В последних числах октября почтальон неожиданно принес мне телеграмму: «Эвакуируемся город Энгельс, срочно приезжайте. Ли Мин». Просто невероятно, как в том хаосе, в военной неразберихе эта телеграмма не затерялась, дошла до нас! Что это – счастливая случайность, милосердие судьбы? Или, скорее всего, нас выручила поразительная способность Ли Мина не теряться в сложнейших ситуациях, находить выход из, казалось бы, совсем уж безнадежных положений. Ведь несмотря на общую панику, на ужасную спешку, в которой выезжало издательство 16 октября, он не потерял головы и перед самой посадкой на поезд успел отправить нам телеграмму.

Мы все четверо немедленно снялись с места. Нам предстояло плыть вниз по течению до города Энгельса, который стоит на левом берегу Волги, напротив Саратова. Энгельс был главным городом автономной республики немцев Поволжья, ликвидированной вскоре после начала войны.

Пароходы, битком набитые пассажирами, проплывали мимо Васильсурска, зачастую даже не причаливая к пристани. О прибытии следующего рейса никто не мог сказать ничего определенного. Пришлось перебраться на пристань и ждать там. Стояло преддверие зимы – русской зимы с ее холодами и глубокими снегами. По небу ползли тяжелые свинцовые тучи, дул пронизывающий насквозь ветер. По реке ходили сердитые волны с белыми гребешками. Мы кутались во что могли, маленький Толик жался к матери и бабушке. Как только долгожданный пароход причаливал к пристани, у кассы начиналась давка, и нас оттесняли назад. Так мы провели на пристани три дня. Положение наше становилось критическим – по реке уже шло «сало» (мелкие кусочки льда), верный признак скорого ледостава. Навигация могла закончиться со дня на день. Мы были на грани отчаяния. Наконец Мария догадалась дать взятку кассирше – сунула ей через окошечко двадцать рублей, и мы стали обладательницами заветных билетов. Это был один из последних пароходов, если не самый последний.

Мы на переполненной до отказа нижней палубе парохода – счастливы безгранично! Перешагивая через спящих, с трудом нашли местечко, где можно было приткнуться. Продуктов у нас не было никаких, кроме буханки черствого черного хлеба. На пароходе выдавали раз в день – помнится, бесплатно – порцию жидкой, синюшного цвета манной каши, очень неаппетитной на вид. Но мы проглатывали ее с голодной жадностью: наши желудки стали непривередливыми. Жаль только было Толика – худенький, заморенный, он все время просил поесть. А рядом с нами сидели какие-то мужики и ели белые баранки. Надо видеть, какими жадными глазами смотрел на них наш мальчик! В конце концов, заметив голодный взгляд ребенка, мужчины расщедрились – дали ему баранку. С каким наслаждением он ее съел!

Конечно, не все ехали, подобно нам, с полупустыми облезлыми чемоданишками. Были и такие, кто сидел на целой груде добротно упакованных тюков и другого солидного багажа. Таким нечего было страшиться голодной зимы: свое барахло они всегда могли обменять на продукты. Деньги катастрофически обесценивались, зато вещи и продукты поднимались в цене.

Плыли мы на пароходе, помнится, дня три. Волга покоряла своей ширью, своим простором. Какая могучая сила, думала я, кроется в этой реке! Недаром она воспевается в народных песнях. Проплыли мимо городов, старинных и когда-то богатых: Казани, Ульяновска, Куйбышева. Везде на пристанях было полно народа, но кое-что достать было можно. Мы купили белый хлеб, баранки и, утолив голод, немного приободрились. И вот наконец показался Энгельс, сплошь застроенный одноэтажными бревенчатыми домами, которые делали его похожим на большую деревню. Адреса эвакуировавшегося из Москвы издательства мы, естественно, не знали, но уверенно решили, что найдем его без труда.

Как только сошли на берег, отправились наводить справки. В горисполкоме нам сразу же дали адрес. Быстро нашли городскую типографию – она стояла на видном месте, на пригорке. На первом этаже размещались типографские цеха, верхние три этажа были предоставлены эвакуированным москвичам.

Еще несколько шагов по лестнице – и вот большая комната, а в ней – Ли Мин!

Глава 14

В Энгельсе

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное