Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

Зима ужесточала морозы. Центральное отопление не работало, вода на верхние этажи не подавалась, ее носили снизу ведрами. Туалеты были закрыты, и в случае надобности приходилось бегать через весь двор туда, где стояли примитивные щелястые нужники с выгребными ямами. И это в тридцатиградусные морозы! Самое скверное, что люди начали болеть. Сказались скудость питания и полное отсутствие витаминов. Появились случаи заболевания цингой, прямо как на северных широтах. Болезнь подтачивала организм, а остановить разрушение его было невозможно из-за отсутствия медикаментов и, главное, овощей и фруктов. Правда, кое-какая помощь все же оказывалась, некоторых клали в больницу.

Жизнь текла однообразно, наполненная будничными заботами. Но вот мы услышали, что в Саратове, прямо напротив Энгельса, состоятся спектакли эвакуированного туда МХАТа. Наши театралы заволновались: надо непременно пойти! Отрядили двух человек, которые достали билеты. И вот в зимнюю стужу задолго до начала спектакля, еще засветло, мы с Ли Мином и другими коллегами вышли из дому. Путь был неблизкий, лежал через Волгу. Закутанные по самые глаза платками, шарфами, мы брели, спотыкаясь, по неровной ледяной поверхности, то и дело оступались в сугробы. Однако упрямо шли, невзирая ни на что. Охота, как говорится, пуще неволи. Что нас вело – любовь к искусству, желание прикоснуться к другой жизни, вернуться в мирные времена?

МХАТ в ту пору был одним из лучших московских театров. До войны мы с Ли Мином не раз ходили туда, благо жили совсем рядом. Ли Мин любил драматическое искусство и балет, а к музыке был совершенно равнодушен, на симфоническом концерте мог преспокойно уснуть. К сожалению, нам не всегда удавалось досидеть на спектаклях до конца, и не потому, что Ли Мину становилось скучно – просто его торопила работа, какие-то неотложные дела, он вечно был занят…

И вот мы с ним снова в театре, как в довоенные времена. Ярко освещенный по тем временам зал показался нам настоящим раем, хотя там было не так уж и тепло, мы сидели в пальто. Как завороженные, смотрели мы на сцену. Шла пьеса Шеридана «Школа злословия», играли превосходные актеры.

Возвращались мы из Саратова поздней ночью, в кромешной темноте. Мороз усилился, но нас переполняли эмоции, и холода мы просто не ощущали…

* * *

Жизнь шла своим чередом. Кое-что менялось к лучшему: нас расселили по комнатам, правда, по две – три семьи вместе. Откуда-то раздобыли кровати с матрасами и тонкими серыми одеялами, которые назывались «солдатскими». Тут же и работали, сидя на кроватях за простыми столами. Писали, переводили, редактировали.

К нам в небольшую комнату подселили еще двух человек: жену Чжан Бао Надю Руденко с ее матерью, престарелой женщиной. Надя работала контрольным редактором английской секции, а мать нанялась в кубовую кипятить воду. Четырехлетний сын Нади Валерий находился в то время в Уфе с эвакуированным туда детским садом Коминтерна. О самом Чжан Бао давно ничего не было слышно – он был арестован в 1938 году почти одновременно с Ли Мином, но его осудили и отправили на Север. Как в страшных лагерных условиях Чжан Бао удалось выжить, не подорвать здоровья – не знаю. Но он выжил, перенес все невзгоды и благополучно вернулся в Китай благодаря помощи Ли Лисаня (об этом я напишу позже). Здесь только отвлекусь и скажу: необыкновенные причуды выкидывает судьба. Когда мы с Надей жили в Энгельсе в одной комнате, то и не думали, что через несколько десятков лет породнимся. Нам и в голову не могло прийти такое – ведь у нас с Ли Мином тогда вообще не было еще детей. Но случилось так, что 45 лет спустя тот самый маленький Валерий Руденко стал мужем моей младшей дочери Аллы. У нас с семейством Чжан Бао теперь есть общий внук, которому дед великодушно предложил носить фамилию Ли в память о своем друге Ли Лисане. А имя внуку Чжан Бао составил из фамилий Чжан и Руденко (по-китайски «Лудэнкэ»), и таким образом малыш получил весьма экстравагантное имя – Ли Чжанлу. Многие шутили: «Сам невелик, а имя какое громоздкое!» Но люди понимающие отмечают: такое мог придумать только человек большой культуры. И это действительно так: Чжан Бао получил превосходное классическое китайское и европейское образование и до глубокой старости писал стихи, был президентом поэтической ассоциации «Дикие травы». Он ушел из жизни в Пекине, ему было 93 года.