Через месяц работы были закончены, пора было собираться в обратный путь. Весна уже давала о себе знать: снег начал оседать, подтаивать, дороги становились непроезжими, тонули в жидкой, как кисель, грязи. Что делать? Грузовику не пройти, а ждать, когда дороги подсохнут, невозможно. Решили идти пешком, а заработанную муку нам обещали подвезти потом. Вышли в путь, когда солнце еще не встало. Идти было трудно: вязкая жирная грязь налипала на обувь, плечи оттягивал мешок с вещами. После нескольких десятков километров пути предстояло еще пересечь проток метров тридцати шириной, пройти по узеньким бревнышкам над бурлящей водой. Для нас, уставших насмерть, это было настоящим испытанием. Шаг за шагом мы передвигались подобно эквилибристам, опасаясь потерять равновесие и свалиться в воду. Один парнишка действительно оступился и упал. Хорошо еще, что это случилось у самого берега, где было неглубоко – по пояс. Оглянувшись назад, я сама себе удивилась: как мне удалось перейти? Откуда у человека в критические минуты берутся силы и решимость?
С наступлением весны все вокруг повеселело. Снег быстро растаял, и все, что мы наделали во дворе общежития за зиму, вышло наружу. Пришлось кинуть клич и организовать субботник по уборке нечистот со двора. Командовал работой рослый немец. Организовал все как надо, распоряжался по-командирски, и дело спорилось. Этот немец, между прочим, стал впоследствии начальником полиции восточной части Берлина. Фамилии его, к сожалению, не помню.
Двор принял надлежащий вид и вскоре зазеленел весенней травкой. Проклюнулись одуванчики, и наши коллеги-французы начали есть их листья как салат, сдобрив немного растительным маслом. Мы, русские, смотрели на этот салат с опаской: не отравишься ли? Ничего, французы оставались живы и здоровы. Тогда и мы последовали их примеру – витаминов ведь недоставало, а овощей никаких не было.
Постепенно пришли к мысли завести огороды. Земли, как повсюду в России, было много – только работай, и она тебя накормит. Желающим – а ими оказались почти все – отвели участки позади типографии. Раздобыли орудия труда и принялись вскапывать целину. Лучше других обрабатывали землю китайцы, это у них, как видно, в крови. Меня удивило, что даже такой интеллигент, как Ли Мин, никогда раньше не занимавшийся крестьянским трудом, так любовно относится к земле, обращается с ней умело и бережно. Прежде чем посадить что-нибудь, он терпеливо растирал руками, размельчал комья земли, и семена в нее ложились, как в мягкую перинку. Каждый день мы ведрами таскали воду для полива огорода.
Первый овощ, который мы сняли, был зеленый лучок. Драгоценные витамины, политые нашим собственным потом.
Наступило беспокойное лето 1942 года. Враг предпринял ожесточенное наступление на южном направлении. В планы фашистов входило занять Баку с его нефтью и выйти на Волгу в районе Сталинграда, на расстояние в несколько сот километров от Саратова и Энгельса.
И вот война, от которой мы старались укрыться, снова напомнила о себе воем сирен противовоздушной тревоги. Сначала по ночам стали появляться немецкие самолеты-разведчики, потом начали залетать и бомбардировщики. Они пытались разбомбить мост через Волгу. Мост этот был хорошо виден из окна нашего типографского здания, и мы, сгрудившись там, наблюдали пикирование бомбардировщиков и полет трассирующих пуль в сгущающейся темноте. Зрелище это завораживало какой-то ужасающей красотой и холодком поднимающегося внутри страха. Слава богу, город Энгельс не представлял для фашистов стратегического интереса: там не было никаких промышленных объектов, работающих на оборону, поэтому налеты совершались на Саратов, где таких предприятий было много.
В июне пришел приказ, по которому часть сотрудников издательства отзывалась для работы в Москву. Ли Мин был в их числе. Он уехал, и меня сразу неудержимо потянуло домой. Да и других, пожалуй, тоже.
Глава 15
Снова в Москве
Вскоре после отъезда Ли Мина из Москвы пришла телеграмма от отца Марии о том, что мой брат Володя тяжело болен. Мария вскинулась – надо ехать в Москву:
– Володе, наверное, совсем плохо. Я не такого вызова ждала.
Семейное напряжение немного разрядил Толик. Придя из детского сада, он, не торопясь, сел на стул и деловито, важным тоном сказал:
– Я слышал, что мы уезжаем в Москву. Да, мама?
Но, узнав, что любимая бабушка с ним не поедет, тут же по-детски разревелся, как белуга. А когда успокоился, заявил:
– Ну, ладно. Потом дядя Ли Мин заболеет и пришлет телерамму, и тетя Лиза с бабушкой вместе приедут.
За время эвакуации Толик очень вырос, посерьезнел. Ему уже пошел седьмой годик. Как бы мне хотелось, чтобы Володя поскорее увидел его! На следующее утро он уже начал на пальцах откладывать, сколько дней ему осталось до отъезда к «папочке».