Читаем Из сборника «Поздняя латинская поэзия» полностью

Из сборника «Поздняя латинская поэзия»

Часто я размышлял и часто надвое думал:Точно ли над землей державствуют боги? иль в миреПравящих нет, и случай царит над течением жизни?Если пытался вникать я в стройный устав мирозданья,5 Видел моря в черте берегов, движение года,Смену ночи и дня, — то все мне казалось скрепленнымБожией волей: она по путям предназначенным движетЗвезды, она на земле порождает свой злак в свою пору,Это она переменной Луне повелела светиться10 Светом чужим, а Солнцу — своим, замкнула пучинуСушею, шар земной в середине подвесила неба.Но обращаясь на то, каким окутаны мракомВсе людские дела, как страждет честный и добрый,А процветает злодей, — я вновь и вновь колебался15 В вере природной моей и склонялся к чужому ученью[5] —Будто частицы текут в пустоте без цели и смысла,Будто не замысел их сочетает друг с другом, а случай,И о богах над землей возможно двоякое мненье:То ли их нет, то ли знать не хотят о наших заботах.20 Только теперь Руфинова казнь уняла мою смутуИ оправдала богов! Теперь не ропщу я, что частоНизкий возносится ввысь: я знаю, чем выше он прянет,Тем страшней падет с высоты. Но откройте поэту,О Пиериды, каков был исток столь мерзкой заразы?25 Злобная Аллекто, обуянная завистью жгучей,Что города на земле благоденствуют в мирном покое,К черным порогам своим скликала сестер преисподних,Гнусный сбирая собор. Склубилась в единую тучуВся Эребова чернь, все отродья зловещей утробы30 Матери-Ночи: Раздор, питатель войны кровожадной,Голод, чья царственна власть, Болезнь, что сама себе в тягость,Старость, привратница смерти, и Зависть, жертва чужогоСчастья, и Плач, на себе раздирающий скорбные ризы,И замирающий Страх, и незряче летящая Дерзость,35 И расточитель Разврат, за которым след в след поспешает,Низко склонясь над землей, неразлучная нищая Бедность,И, наконец, обольнув бессонной своей вереницейМатери-Алчности черную грудь, притекают работы.Заполоняются сбродной толпой железные троны,40 Тесно в мрачных стенах от собравшихся в курию[6] чудищ.Встав посреди, Аллекто призывает теснящихся смолкнутьИ, откинув со лба змеиные черные пряди,Чтобы вились, шипя, по плечам, исторгает из глубейСердца скопившийся гнев, изливаемый в яростной речи:45 «Долго ль терпеть теченье веков безмятежных и мирных?Долго ль взирать, как породы людей упиваются счастьем?Или неведомый яд милосердья проник в наши нравы?Где наша ярость? Зачем удары бичей этих праздны?Черных факелов круг зачем дымится впустую?50 О, презренная лень! С Олимпа теснит нас Юпитер,А Феодосий — с земли. Золотые являются веки,Древние севы встают: Добродетель и с нею Согласье,Верность и с ней Благочестье, высокие головы вскинув,Шествуют, песней своей прославляя победу над нами!55 Горе! с небесных высот низлетев сквозь эфирную ясность,Правда сама попирает меня, иссекает под кореньВ мире порок и на свет из темницы изводит законы.Нам ли, нам ли теперь, гонимым из наших уделов,В сраме своем цепенеть? Припомним, покуда не поздно,60 Фурии, чем мы живем: обретем привычные силыИ сотворим достойное нас преступное чудо!Воля моя — взметнуть до светил стигийские мраки,День дыханьем растлить, взломать затворы пучины,Рекам сровнять берега, пустив их катиться по воле,65 Связь мировую разъять!» И, рев испустив кровожадный,Вскинула над головой всех змей разъятые пастиИ разлила она яд смертоносный из каждого зева.Надвое встало волненье в толпе. Одни призываютГрянуть войной в небеса, другие верны преисподней.70 Шум над раздором встает: так ропщет глубокое мореВ неуспокоенный час, когда гроза миновала,Но еще вздутые ходят валы, и над смутною зыбьюТяжко летят последние вздохи усталого ветра. Вдруг возвысила глас с седалища грозного трона75 Та, чей удел — безумия вопль, смятение грешныхДуш, и пена у рта, кипящего гневом, — Мегера.Кровь она пьет, но запретную кровь, которая льетсяВ битвах, губящих род, где отец заносит на сына,Брат на брата свой меч. Она Геркулесовы очи80 Мглой покрыла и лук осквернила, спасительный прежде;В длань Афаманта она вложила разящие дроты;В доме Атридов она ликовала в вакхической пляске,Смерть громоздя на смерть; и в браке она возводилаМать на Эдипово ложе и дочь на Фиестово ложе,[7]85 Так сказала она, и слова ее сеяли ужас: «Против богов знамена вздымать — недолжная, сестры,И невозможная мысль. Но ежели пагубу мируМы уготовать хотим и общую гибель народам,То у меня чудовище есть страшнее, чем гидра,90 Тигра проворней, сильней порывов свирепого Австра[8]И вероломней, чем желтый поток в теснине Еврипа,[9] —Это Руфин! Его приняла я от матерних чреселЛоном моим; у меня на руках младенцем он ползал,Он обвивал в слезах мою непреклонную шею,95 Ртом припадал к сосцам, и тройными его языкамиЗмеи лизали мои, крепя ему мягкое тело.Я наставляла его в коварстве и многом искусствеЗла; у меня он узнал, как являть лицемерную верность,Злобное чувство скрывать и таить обман за улыбкой.100 Смолоду был он свиреп и сжигаем стяжательной страстью:Ни Тартесийский песок в драгоценном кипении Тага,Ни золотые затоны Пактола с их красным отливомЖажду его утолить не могли бы: исчерпай он целыйГерм в лидийской земле, — он пылал бы все больше и больше![10]105 О, как он ловок прельщать и рушить дружбу враждою!Если б такой, как он, явился бы в древние годы, —От Пирифоя ушел бы Тесей, оскорбленный ОрестомСкрылся Пилад и гневом пылал бы на Кастора Поллукс.С гордостью говорю: меня самое превзошел он,110 Быстрым умом обогнав! Но не к чему долгие речи —В нем одном — все зло, что в нас содержится порознь».Вот кого я хочу, согласие ваше услышав,В царский дворец ввести к правителю круга земного:Не устоит его дух пред вскормленным мной кознодеем!»115 Крик раздается в ответ и рук нечестивых плесканье —Весь прославляет собор измышление пагубы новой.И говорившая, синей змеей препоясавши ризуИ адамантом скрепив шипящие волосы, мчится120 К шумным валам Флегетона, где лес пламенеет на бреге;Вырвав оттуда сосну, в смоляном зажигает потокеИ быстролетным крылом рассекает застой подземелий. Берег в Галлии есть, на самой окраине дальнейВдоль океанских раскинутый вод, где в оное время125 Жертвой кровавой Улисс пробуждал молчаливые сонмы.[11]Там летучих душ с глухим шелестением крыльевСлышен жалобный плач, и прохожие видят селянеБледные призраки лиц и летящие тени умерших.Здесь-то, из-под земли явясь, осквернила богиня130 Светлые Феба лучи и пронзила эфир завываньемСтрашным, которого мертвенный звук долетел до британцев,Землю сотряс в сенонском краю,[12] и в испуге ТефияХлынула вспять, и Рейн застыл над уроненной урной.Здесь-то, преобразив в седину змеиные кудри,135 Облик старца она приняла, угрюмые щекиСетью морщин иссекла и мнимо усталые стопыВ путь обратила к стенам Элузы,[13] к знакомому крову;И, устремив ревнивый свой взгляд в лицо человека,Худшего, чем сама, такое промолвила слово:140 «Ты ли, Руфин, ушел на покой, и цветущие годыПраздно в отеческих тратишь полях, без пользы и славы?О! ты не знаешь того, что судьбы, что звезды, что счастьеВ дар готовят тебе: ты станешь владыкою мира,Если за мною пойдешь! Не смотри, что я стар и бессилен:145 Есть во мне дар волхвовать и жар узнавать о грядущем,Знаю и тот я напев, каким фессалийские ведьмыС неба сводят луну, и смысл таинственных знаковМудрости Нильской страны, и то искусство, которымПовелевает богами халдей; я вижу в древесных150 Жилах текущие соки, я знаю трав смертоносныхТемную силу и все набухшие ядами злаки,Что зеленеют меж скал Кавказа и Скифии дальнейДля собирающих рук хитрой Кирки и лютой Медеи.Часто я жертвой ночной укрощал пугающих манов,155 Милость Гекаты пытал, заставлял заклинательной песнейМертвый прах для меня оживать, и моим чародействомМного я нитей пресек в руках у Сестер недопрявших.[14]Дубы по полю шли, застывали молнии в небе,Реки на слово мое выгибали покатые глади,160 Вспять к истокам катясь. Не думай, что праздною речьюЯ похваляюсь, — взгляни на дом свой преображенный!»Так вещала она, и белые (чудо!) колонныОзолотились, и кров просиял драгоценным металлом. Этим приманом пленен и ласкает несытые взоры165 Вздутый тщеславьем Руфин. Так некогда царь меонийский[15]Тем поначалу был горд, что все позлащал прикасаньем;Но, увидав, как застыли в руках все яства, как сталоЛьдом вино золотым, постиг он губительность дара,Возненавидел желанный металл и мольбу свою проклял.170 Молвит Руфин, побежденный в душе: «Иду за тобою,Будь ты бог, будь ты человек!» — и, покинув отчизну,Он, по велению Фурии, путь направляет к восходу,Где между двух Симплегад когда-то прославились волныПод фессалийской ладьей[16] и где у высокого града175 Размежевал Боспор с азиатской фракийскую землю. Долгий проделавши путь и ведомый недоброю нитьюПряжу прядущих Судеб, вот он вкрался в дворец государев.Вот где его вожделенья взожглись! справедливость забыта,Все идет с молотка, люди преданы, выданы тайны;180 Выманив почесть и сан, продает он их тем, кто заплатит;Множит одно преступленье другим, воспаленного сердцаСам раздувает пожар, растравляет малейшую рану.Как морской Нерей, принимая несчетные реки,Истр впивая и Нил, из семи изливающий устьев185 Свой половодный разлив, нимало на том не полнеет,Равный себе и подобный себе, — так жажду богатстваНе утолить золотою рекой. У кого ожерельеИз самоцветных камней, у кого плодородное поле, —Все Руфину в доход! Грозит хозяину смертью190 Тучная нива, боится мужик своего урожая:Не уберечь им ни отчих домов, ни дедовых пашен,Властно Руфин обирает живых, наследует мертвым,Грудой добро громоздит, добычу с целого мираСносит в единый дом; народы повергнуты в рабство,195 И города склоняют чело пред присвоенной властью. О, безумный, куда тебя мчит? Пускай ты достигнешьДвух океанов, пускай иссосешь все лидийское злато,Сядешь на Крезов престол, увенчавшись тиарою Кира,[17]Все же не будешь богат, и вовек не насытится алчность.200 Кто вожделеет богатства, тот нищ. А довольный немногимЧестным добром, Фабриций отверг подношения Пирра,Консул Серран проливал свой пот над пахотным плугом,Куриев воинский род ютился в хижине тесной.[18]Эта мне бедность привольней богатств, и эти приюты205 Краше твоих высоких дворцов. Там тщетная роскошьИщет яств себе же во вред — а здесь беззатратноКормит земля. Там шерсть впивает тирийские сокиИ расписной узор багрецом ложится на ткани —Здесь сияют цветы и луг цветет красотою,210 Ею обязанный только себе. Там ложа вспухаютСлоем блестящих ковров — здесь клонятся мягкие травы,И не тревожит заснувшего в них никакая забота.Там вкруг дома шумит толпа поздравляющей черни —Здесь — лишь пение птиц да журчанье ручья на протоке.215 Малым отраднее жить. Сама даровала природаСредства к счастью для всех — но не всякий умеет их видеть.Если б умел — о, тогда б в простоте и блаженстве мы жили,Не завывали бы трубы, копье не пронзало бы воздух,Ветр не вздувал парусов и таран не врезался бы в стены.220 Но возрастает преступная страсть, пылает в РуфинеЖажда новых добыч, не сдержать нечестивую жадностьЧувству стыда: сплетает он лесть и таит вероломство,Руку сводит с рукой и сам разрывает пожатье.Если же вдруг встречал он отказ своим притязаньям, —225 О, каким огнем вскипало надменное сердце!Нет, ни львица гетульских степей, уязвленная дротом,Ни гирканийская[19] самка, лишась родного тигренка,Ни змея под пятой не пышет столь ярою местью!Попраны клятвы, забыты заветы гостеприимства;230 Казнь обидчика, казнь жены, казнь сына и внука, —Все для него ничто! истребить и брата и свата,Бросить в ссылку друзей — все мало! Весь город, всех гражданОн бы искоренил, даже имя из памяти выжег!Быстрая смерть для него не смерть — жестокие пытки235 Радуют сердце его: темница, оковы, распятье —Все хорошо, чтоб отсрочить удар! О, ярость пощады —Злее меча: даруется жизнь в добычу мученью —Смерть, ужель ты столь малая казнь?! Он взводит наветы,Он обвинитель, и он же — судья; повсюду ленивый,240 Он к преступлениям быстр; до самых пределов вселеннойЖертву преследует он, не преграда ему ни палящийСириус, ни Аквилон, с снегового свистящий Рифея,[20]Лютое сердце его терзает одна лишь забота:Как бы кто не ушел от меча и монаршая милость245 Как бы кого не спасла. Не смягчает ни старость, ни юностьСердца его: как росный цветок, голова молодаяСына пред взором отца склоняет под лезвием шею;И переживший сыновнюю смерть удаляется старец,Плащ консулярский сложив, в изгнание.[21] Можно ль оплакать250 Столько смертей и столько поведать убийств нечестивых?Слышал ли кто, чтобы в оные дни так были жестокиПитиокампт у истмийской сосны, Скирон на приморскихСкалах, с медным быком Фаларид и с темницами Сулла?О, доброта коней Диомеда! О, кроткое счастье255 Жертв Бусирида! Незлобен Спартак, снисходителен Цинна,[22]Если с Руфином сравнить! Все скованы гибельным страхом,Все безмолвно таят в сердцах заточенные стоны,Все боятся роптать пред настороженною злобой. Только один Стилихон свое благородное сердце260 Страхом не надломил. Он один во всеобщем смятеньеПротивустать посмел пожирающей челюсти смерти,Он один на хищную тварь с оружием вышел,Даже, в подмогу себе, не вскинув узды на Пегаса.[23]Он один — вожделенный покой, оплот пред угрозой,265 Крепкий подставленный щит нещадным вражьим ударам,Он — приют беглецам, он — знамя против безумства,Он — охрана всех благ. И Руфин, до этого часаТвердо стояв и злобно грозив, вдруг бросился в бегство;Так несется поток, полноводный от зимнего снега,270 Глыбы мчит, деревья кружит, мосты сокрушает,Но разбивается, встретив утес, и, тщетно вздымаяПену, гремит дробимой волной у подножья преграды. Как мне достойно прославить тебя, на крепкие плечиТяжкий принявшего груз всего мира, готового рухнуть?275 Боги тебя явили для нас, как звезду для спасеньяВетром и морем избитой ладьи, которая слепоМчится, уже лишена побежденного кормчего бурей.Отпрыск Инаха, Персей победил Нептунова гадаВ Красном море; но он летел на пернатых подошвах —280 Ты оставался без крыл; он был с каменящей Горгоной —А для тебя не вились в эгиде защитные змеи;[24]Он одержим был пустой любовью к прикованной деве —Ты стоял за римскую честь. Ты меркнешь, о древность!Сам Геркулес не сравнит свои с твоими победы:285 Только один был лес, где свирепствовал лев клеонейский,Только одну разорял долину Аркадии горнойГрозный кабан; даже ты, Антей, в материнском объятьеЧерпавший силу, был пагубой только в ливийском приморье.Молниеносный бык лишь Крит оглашал своим ревом,290 Дальше лернейских болот не стремилась зеленая гидра, —Ныне же чудище в страх повергало не рощу, не остров, —Все трепетали пред ним народы, покорные Риму,От иберийского края земли до индийского Ганга.Ни тройной Герион, ни страж Плутонова царства[25]295 С ним бы сравниться не мог, ни даже, сведясь воедино,Гидры яд, прожорливость Сциллы и пламя Химеры!Долгой была борьба, но неравной была: ни в пороке,Ни в добродетели не было сходств. Злодей угрожает —Ты защищаешь; он грабит богатых — ты жалуешь бедных;300 Он разрушает — ты строишь; он битву несет — ты победу. Как моровая болезнь, в заразном назрев постепенноВоздухе, прежде на скот нападет разъедающей язвой,После по селам пойдет, города разорит и под жаркимВетром свой пот разольет стигийской отравою в реки, —305 Так кровожадный злодей, не довольствуясь частной добычей,Царственным скиптром грозит и алчет римскую силуВсю истребить и в прах положить латинское войско.Вот возмущает он Истр, волнует гетов,[26] подмогиВ дальней Скифии ждет, и все, чего сам недограбил,310 В руки врагам предает. Наступают сарматы и даки,И массагет, для питья взрезающий конские жилы,И в меотических льдах алан, утоляющий жажду,И расписавший железным ножом гелон[27] свое тело,—Вот в ком Руфинова мощь! И он им желает победы,315 Тратит напрасные дни, упускает нужное время.Именно так, когда ты, Стилихон, на гетские ордыГрянул отмстить за друга-вождя[28] и рассеял их силуИ оставался лишь малый отряд их, готовый для плена, —Он, нечестивый изменник, он, помнящий с гетами сговор,320 Ввел государя в обман и отсрочил нависшую битву,Зная, что в помощь врагам надвигаются дальние гунны,Стан свой раскинуть спеша рядом с их ненавидимым станом. Племя это живет у дальних скифских пределов,Там, где течет Танаид, и племени с худшею славой325 Нет под Полярной звездой. Гнусный облик, грязное тело;Дух, ни перед каким трудом не знающий страха;Пища — охотничья, хлеба — ничуть; рубцами на лицахТешиться рады они и убийством родителей клясться.Люди с конями срослись в одно, как в оное время330 Сросся облачный род;[29] никаким не меренный строем,Молниеносен полет и внезапен возврат их на битву.Вот на кого ты пошел, бестрепетный, к пенному Гебру,Прежде трубы и прежде борьбы вознесши воззванье:«Марс! Покоишься ль ты на Геме, окутанном тучей,335 Или Родопа тебя приняла, седая от снега,Или индийским веслом возбужденный Афон, или в черныхВязах Пангейский кряж,[30] — препояшься мне спутником в битве.Будь защитой фракийцам своим! И ежели славаМне улыбнется, то дуб тебе встанет с победной добычей!»[31]340 Слышит потомка отец, восстает над снежной вершинойГема и громко зовет, скликая служителей верных:«Дай, Беллона, шелом! укрепи колесничные оси,Страх! взнуздай и впряги скакунов стремительных, Ужас!Не покладайте проворных рук! На брань выступает345 Мой Стилихон, от которого мне такие трофеиВстали, и столько висит на сучьях вражеских шлемов!Общие трубы для нас запевают общие зовы:Всюду рад я спешить туда, где раскинет он станы».Так он сказал, и прянул в поля, и полчища вражьи350 Гонит вдаль Стилихон и гонит Градив неотлучный —Тот же щит, и тот же рост, и шлемы, как звезды,Вьется над каждым султан, разогрелся от жаркого бегаПанцирь, и жаждет копье упиться широкою раной. А опьяненная злом, гордясь исполненьем желаний,355 Фурия в крепком дворце находит скорбящую ПравдуИ унижает ее такою терзающей речью:«Это ли век золотой, возрожденье покоя и мира,Нам возвещенных тобой? И это ли наше изгнанье,Нашей власти над миром конец? Обрати свои взоры —360 Видишь, сколько в огне городов от варваров пало,Сколько Руфин мне в жертву воздвиг кровавых побоищ,Сколько в змеиную снедь лежит повержено трупов!Роды людские покинь, предоставь их мне, отправляйсяВ небо, где зодиак открывает тебе средь осенних365 Звезд пустующий трон[32] между Львом, опаляющим лето,И наводящими холод зимы на землю Весами.О, когда бы и мне за тобой в эти куполы взвиться!» Ей богиня в ответ: «Безумная, полно, не буйствуй!Час расплаты настал, навис неминуемый мститель,370 И оскверняющий землю и твердь твой ставленник скороПримет смерть, и ни горсть песка его не прикроет.Се Гонорий грядет, предтеча блаженного века,Силой равный отцу и подобный сиянием брату:Он острием копья повергнет и персов и индов,375 Склонят выю цари под ярмо его, лед фасианский[33]Дрогнет под скоком коней, и Аракс будет попран мостами.Ты же в гнетущих цепях извергнута будешь из мира,И под железом с твоей головы осыплются змеи,И побежденную вечно замкнет преисподняя бездна.380 Вот когда общею станет земля, не будут межоюПолосоваться поля, кривой сошник не вонзитсяВ пашню, но сами взойдут колосья к веселым селянам,Реки вином потекут, разольются озера елеем,Мед зажелтеет в дубовой коре, перестанет цениться385 Пурпур, красящий шерсть, но сами в пурпурных рунахПаствы пойдут по лугам, изумляя пасущих, а мореИз подбережной травы засмеется огнем самоцветов».

Перейти на страницу: