Читаем Из сборника «Поздняя латинская поэзия» полностью

Из сборника «Поздняя латинская поэзия»

Дщери Тавманта[1] велит Юпитер воздвигнуться аркойСредь облаков, богов со всей созывая вселенной.Вот заскользила она в пестроцветном полете: ЗефировКличет, к духам морским взывает, мешкотных гонит5 Нимф, из влажных пещер божества увлекает речные.В страхе боги спешат, гадая, зачем потревоженМирный покой и в чем суматохи причина великой.Звездный заполнив дворец, расселись гости по чину,Каждому — должная честь: небес обитателям место10 Первое; ниже — для тех, кто в глубинах соленого моряПравит: кроткий Нерей соседствует с достопочтеннымФорком седым; скамью последнюю Главк двуобразныйЗанял, с ним Протей, в едином застывший обличье.[2]Старшим рекам почет оказан — сидячее место15 Отведено, но ручьи молодые топчутся сзадиТесной толпой. К князьям морским дочерне наядыЛьнут, и, язык прикусив, дивятся фавны созвездьям. Тут загремел Отец с Олимпа речью суровой:«Вновь о роде земном меня одолела забота,20 Чуждая думам моим с тех пор, как ветхий СатурнаВек миновал и пришло ленивое племя в упадок![3]Время людей пробудить, привыкших в оцепененьеПраздном дремать! Пора возродить их для жизни тревожной!Да не взойдут хлеба на нивах непаханых, медом25 Да оскудеют леса, ключи да иссякнут хмельные —В чаше речных берегов вину не пениться боле.(Я не завидую, нет! — поистине злоба и ревностьНе достигают богов — но роскоши блеск несовместенС честностью, и средь богатств людской помрачается разум.)30 Сметливость из нужды да родится — воспрянут ленивыхСонные души, к путям далеким мечты устремятся,И ежедневный труд ремеслам придаст совершенство. Но умоляет меня Природа в жалобах многихМилость смертным явить — называет неумолимым,35 Грубым тираном, Отца вспоминает царство златое:[4]Я-де скупец, людей лишивший сокровищ природных,Я-де хочу поля покрыть коростой, репьямиПашню засеять, отнять у года венец плодоносный.Ей же, что прежде была родимой матерью людям,40 Ныне, увы! предстоит обернуться мачехой злобной.«Стоило ль к звездам умы увлекать и стоило ль смертнымГордо главу возносить, чтоб ныне паслись в запустенье,Словно скоты, с земли собирая желуди в пищу?В радость ли будет им жизнь средь лесных болотистых дебрей,45 Жизнь не людей, а зверей?» Подобные жалобы частоСлышал от Матери я и, милостью сердце смягчивши,Смертных решил уберечь от судьбы дикарей хаонийских:[5]Волей моей суждено Церере, в неведенье горяНыне идейских львов бичующей с Матерью грозной,50 Все обежать моря и земли в неутолимойСкорби, покуда вновь не обнимет чадо, ликуя.Да наделит людей плодами и, в тучи вознесшись,Круг да засеет земной семенами неведомых злаков,Да подчинится дракон небесный актейскому игу![6]55 Если же выдать решит Церере кто-нибудь имяСлавного вора, тогда (клянусь державой моею,Адскою тьмою клянусь) отмщу — хоть будет предательСыном моим, иль сестрой родимой, иль милой супругой,Иль из главы моей возникшей возлюбленной дщерью!60 Да испытает гнев эгиды дальней, ударыМолний — тогда проклянет бессмертье божественной плоти,К гибели тщетно стремясь. Уязвив ослушника ранойСкорбною, зятю вручу — пусть бродит в им преданном царстве,Пусть на себе испытает, как Тартар казнит непокорных.65 Так я решил! Судьба да вершится волей моею!»Молвил — и трепет потряс светила на сферах небесных. А Церера вдали средь ущелий, мечами звенящих,Негу забыв и покой, давно видением грознойУстрашена беды: сильнее ужас с приходом70 Ночи — во всяком сне Прозерпина юная гибнет.В миг, когда одолел похититель невинную деву,В страхе увидела мать, как плащ ее пестрый чернеетИ как оделись листвой иссохших ясеней ветви.Лавр, украшенье лесов, возрастал в пенатах Цереры,75 Зеленью чистой своей осеняя стыдливой юницыТерем, — видит его богиня павшим: надломленСтройный ствол, и пыль оскверненные ветви пятнает.Кто же бесчестью виной? О Фуриях в страхе дриадыШепчут — их топором двуострым загублено древо.80 И, наконец, предстает пред нею сама Прозерпина,Матери сонный покой явленьем вещим нарушив.Видит Церера дитя любимое запертым в стенахМрачной темницы, цепей жестокое бремя влекущим,Будто не ею дщерь вручена полям сицилийским,85 Будто средь Генны долин розоцветных давеча деваВзор не ласкала сестер. Поблекло золото кудрей,Некогда пышных, тьма сиянье очей помрачила,Холодом выпит ланит румянец — алая славаГордого прежде лица, не топтавшие снега доселе90 Нежные ноги черны чернотой смолы преисподней. Мать вопрошает, едва узнавая в облике странномМилое чадо: «За что тебе наказанье такое?Что за болезнь на тебя напала? Властью жестокойКто посягнул? Зачем влачишь непосильное бремя95 Хладных цепей, согнув под тяжестью слабые плечи?Иль не мое ты дитя, и лжет обманчивый призрак?»Дева в ответ: «О мать жестокая! Чадо родноеТы позабыла, ко львам рыжегривым душой обратившись!Разве и вспомнить меня ты не в силах? Разве настолько100 Я изменилась? Увы! тебе лишь дочери имяМило, не дочь сама, которую в пропасти адскойПыткой казнимую зришь! Ужель, свирепая, к пляскамТы воротишься? Ужель возопишь в столицах фригийских?[7]Если в груди твоей любовь материнская бьется,105 Если Церерою жизнь мне дарована, а не каспийскойЗлобной тигрицей, молю: защити от бездны проклятой,В солнечный мир вороти! А коль не судьба мне вернуться.Дай хоть увидеть тебя!» Простирает руки с мольбоюК матери дева, дрожа, — но цепей бесчестная сила110 Держит. Цереры сон оков бряцаньем нарушен:В страхе проснулась, скорбя об объятьях утраченных, рада,Что не воистину дщерь узрела. Спешит, обезумев,Гостеприимный кров покинуть и молвит Кибеле: «О Великая Мать! Во фригийской боле не стану115 Медлить земле: меня призывает снова о дщериМилой печаль, томит тревога за возраст незрелый.Хоть железо для стен отлито в Этне, не верюБольше Циклопов труду, боюсь, чтоб о тайном приютеНе разнеслась молва, боюсь, что моя драгоценность120 Скрыта небрежно вблизи городов тринакрийских, повсюдуСлавных. Выбрать должна я место иное, от взоровСкрытое чуждых, — а здесь Энкелада пламя и громаРокот не сдержат секрет, не смолчат о пристанище тихом.Да и зловещие сны меня предчувствием горя125 Часто преследуют — не было дня, что дурною приметойМне не грозил. Сколько раз венок увядший внезапноПадал с главы! Сколько раз сосцы мои кровью сочились!То невольных слез поток увлажняет ланиты,То без причины грудь непослушной рукою терзаю.130 Если самшиту велю запеть — он стонет печально,Если ударю в тимпан — в ответ рыданье слышу.О, как страшусь беды, возвещаемой знаменьем грозным!Более медлить нельзя!» «Пусть глупые речи развеетВетер! — молвит в ответ Кибела. — Ленив Громовержец135 И перунов своих не станет попусту тратить.Впрочем, иди, но скорей воротись с успокоенным сердцем!» Капище Мать спешит покинуть. Ей, торопливой,Все медлительно: змей проворней лететь побуждает,По неповинным крылам ударяя гибкою плетью —140 Ищет Сиканию[8] взор, едва покинувший Иду.В страхе трепещет она безнадежном. Так мечется птица,Если, древесным ветвям доверив выводок нежный,Корм промыслить летит — и ужасом душу терзает:Вдруг разрушат гнездо непрочное ветра порывы,145 Вдруг похитят птенцов охотники — люди иль змеи.Вот пред Церерой дворец показался, покинутый стражей:Крепкие сбиты замки и с петель сорваны двери,Нем и печален чертог опустелый — и в горе великом,Всех лишившись надежд, свое раздирает богиня150 Платье и рвет с головы и колосья и волосы вместе.[9]Слезы застыли в очах, прервалось дыханье, пресексяГолос, до мозга костей пронизаны трепетом члены,Еле стоит на ногах дрожащих. Отперши ворота,Вот, по покоям пустым блуждая и по безлюдным155 Атриям, видит она покров недотканный в нитяхСпутанных и узнает мастерицы злосчастной искусство,Сгинул божественный труд, паутина кощунственной сетьюДерзко станок оплела, пространство заполнив основы! Плакать не в силах мать над бедою, только лобзает160 Пряжу, немую скорбь изливая нитям сплетенным.Стертый рукою челнок и шелк, поникший уныло,Все, что девичий досуг услаждало, а ныне во прахе,Словно родимую дочь обнимает; на ложе невинномИ на перинах пустых — повсюду оставленных чадом165 Ищет следов: вот так, обезумев, по лугу пустомуБродит пастух, коль стадо его погубила внезапноЯрость пунийских[10] львов иль стая хищников злобных:Не подоспел он в тот миг, а ныне на паствах пустынныхТщетно по именам тельцов созывает, рыдая.170 Вот узрела мать в убежище тайном Электру,[11]Горем сраженную, — ту, что грудью деву вскормила,Ту, что славой своей превзошла детей Океана,Честью Церере равна: дитя восприяв с колыбели,Сладким млеком вспоив, взрастила Юпитеру — часто175 Дочь на коленях Отца играла в горнем чертоге,Деве Электра была и мать, и страж, и подруга.Ныне, власы растрепав косматые, серою пыльюПлоть осквернив, скорбит о пропаже питомицы милой. К ней Церера спешит. Груди стесненной молчанье180 Горьким рыданьем прервав, вопрошает: «Что за погибельВижу? Жертвою чьей я стала? Иль с неба низвергнутМой супруг и царят Титаны? Чья сила дерзнулаВласть Громовержца презреть? Иль расколот утес ИнаримыВыей Тифона? Ужель, сломив Везувия иго185 Грузное, Алкионей из волн Тирренских выходит?Или в соседстве со мной содрогнулись пропасти Этны,Путь Энкеладу открыв?[12] Иль пенаты наши внезапноСотнею рук Бриарей сокрушил многократным ударом?Горе мне! Где ты, дщерь родимая? Где твоя свита?190 Где Киана? Куда сирены крылатые скрылись?[13]Вот ваша верность! Залог чужой поистине честноВы сберегли!» Дрожит кормилица, скорбь уступаетМесто стыду — взирать не в силах Электра на гореМатери: жизни ценой, не медля более, жаждет195 Имя злодея назвать, рассказать о гибели девы.Молвит: «О, если бы полк безумный гигантов жестокихБыл преступленью виной! Нечистых легче удары!Здесь же, увы! сестер божественных (можно ль поверить?)Заговор тайный для нас источником сделался бедствий.200 Козни вышних богов ты зришь и зависти раныРодственной. Звездный эфир нам стал враждебнее Флегры. В мирном спокойствии дом процветал, и дева не смелаШагу ступить за порог, на зелень глянуть лесную,Твой соблюдая запрет. Ей ткачество было работой,205 Отдыхом — пенье сирен. Со мной говорила, со мноюРядом спала и со мной веселилась в мирном чертоге.Но нежданно сюда Киферея явилась (не знаю,Кто ей тайный приют указал), — а внушать подозренийНам не желая, с собой привела Палладу и Фебу.210 Смехом уста изогнув, веселья надела личинуЛживого, имя сестры повторяя средь многих объятий,Матери строгость браня: она-де в убежище скрытомДевы красу таит, запрещая с сестрами дружбуЕдинокровными, звезд родных едва не лишивши.215 Злая речь веселит дитя простодушное, льетсяЩедро нектар на пирах: то плащ и доспехи ДианыДева хочет надеть, испытуя нежной десницейЛук, то гривастый шелом примеряет Минервы, подъемляМедного тяжесть щита, — сестру восхваляет Паллада.220 Первой Венера, вздохнув коварно, заводит беседуО геннейских лугах: цветы превозносит лукавоИ (словно наши места ей неведомы) сыплет вопросы:Правда ль, что зимней порой здесь розы цвести продолжают,Наперекор холодам алеют младые побеги,225 Вешних ростков не страшит арктический гнев Волопаса?[14]Вот и к прогулке она, восхищаясь краем окрестным,Деву склоняет — увы! слаба пред соблазнами юность.Тщетно я слезы лила, мольбы бесполезные тщетноК ней воссылала! Сестер защите доверясь, юница230 Прочь убежала, за ней толпою наперсницы-нимфы. Вот на холмах, что травой одеты вечнозеленой,Сестры цветы поутру срывают. Росой предрассветнойБлещут луга, и пьют фиалки влажные капли.Но, лишь солнце в зенит по оси поднялось срединной,235 Вдруг богомерзкая ночь небеса объяла, сотряссяОстров от скрипа колес и копыт ударов тяжелых.Нам возницу узнать не дано было — то ль смертоносныйКнязь, то ли Смерть сама, но травы за ним истлевали,Пересыхали ручьи, поля покрывались коростой,240 Вздох прерывался живой: бирючина алая блекла,Лилии вянули, роз лепестки во прах обращались.Лишь колесницу назад повернул он с грохотом гулким,Ночь устремилась вослед, и день воротился на землю,Но Прозерпины уж нет. Исполнив черное дело,245 Скрыться богини спешат. Нашли бездыханной КиануМы среди трав луговых: бессильно выя склонилась,И отцветший венок увял на челе помраченном.К ней, узревшей вблизи злодейство, мы устремились,Дабы скорей разузнать: каково обличье возницы?250 Что за кони? Но нет ответа, отравлена ядом,Стала Киана ручьем: струятся влагою косы,Ноги водою журчат и льются нежные длани,Миг — и наших подошв источник касается светлый.Все разбегаются прочь. Под сень Пелорийского мыса255 В страхе укрыться спешат быстрокрылые Ахелоиды[15] —О преступленье они поют чудовищном, вторяЛиры звонким струнам. Заслышав глас сладкозвучный,В море застыли суда, смирив летучие весла, —Горе мыкать лишь мне, старухе, в обители скорбно.260 Ужас немой леденит Цереру, словно в безумьеВсе еще будущих бед страшится; но вот загорелсяВзор — и она к небесам возносит гневное слово.(Так потрясает Нифат гирканской ярость тигрицы,Если детей у нее похитил для царской потехи265 Ахеменидов ловец:[16] быстрее Зефира во гневеМечется, а Зефир — ей супруг, со шкуры пятнистойЗлобный струится пот, устрашен охотник отверстойПастью — но зверя смирить успевает зерцалом защитным.[17]) Вот в неистовстве Мать взывает к богам олимпийским:270 «Дочь воротите! Ведь я рождена не рекою бродячей,Я — не из черни лесной! Мне жизнь подарила КибелаВместе с Сатурном седым. Иль сгинуло право святое?Или низвергнут закон небесный? Стоит ли нынеПраведно жить, коль своей чистотой Киферея дерзает275 Хвастаться (мерзко сказать!) после срама сети Лемносской?[18]Уж не внушил ли ей сон непорочный на ложе невинномНаглость такую? Иль честь принесли ей стыдливые ласки?Прежний дополнить позор ей гнусностью новой не в тягость!Ну, а вы-то, сестрицы безбрачные! Видно, забыли280 Девичью гордость? Легко меняются склонности ваши,Если с Венерой идти согласились вору на помощь!Вас обеих поить подобало бы в капищах скифскихКровью людскою! В чем причина ярости вашей?Иль Прозерпина моя уязвила вас словом обидным?285 Не попрекнула ль тебя, о Делия, к лесу любовью?Не осудила ль твою, Тритония,[19] удаль в сраженьях?Или груба ее речь? Иль назойливо вам докучала,С сестрами дружбы ища? Но дева в глуши тринакрийскойУединенно жила, вам в тягость быть не желая.290 Без толку пряталась! Ей укрыться от зависти злобнойТайный приют не помог!» Хулит олимпийцев ЦерераРечью поносной, но те, повинуясь Отцову запрету,Матери бедной в ответ лишь рыдают, слова не смеяМолвить. Как же ей быть? Уступив и духом смирившись,295 В слезной склонилась мольбе: «Обиду забудьте, коль слишкомЯ в материнской любви занеслась, коль гневалась — гордостьНам, беднякам, не к лицу. Я горькою нищенкой вашиНыне целую стопы: дозвольте мне жребий свой ведать!Только об этом прошу: пусть будет беда моя явной.300 Дайте несчастье узреть, молю, откройте, какуюВы мне судили судьбу — я рок не сочту злодеяньем,Вытерплю все! Мольбе материнской внемлите, не частыПросьбы мои. А ты, похититель, кто б ни был, избегнешьКары: вечно владеть добычей сможешь без страха.305 Если же нас упредил насильник, связав вас зароком,Ты хоть, Латона, скажи: тебе, наверно, ДианаВсе поведала. Ты познала Луцину, позналаСтрах за детей и любовь великую, жизнь подарившиДвум близнецам. У меня лишь дочь. Любуйся же златом310 Фебовых кудрей! Во всем ты удачливей — будь же счастливойВечно!» Потоками слез богов увлажнились ланиты.«Что ж, — вопрошает она, — лишь молчать вы хотите да плакать?Горе мне! Все бегут! Зачем же попусту медлюЗдесь вдалеке? Иль войну объявляю открытую небу?315 Разве не лучше дитя искать на земле и на море?Дню вослед поспешу, побегу по неведомым тропамНеутомимо — пропасть не дам единому часу,Нет мне покоя и сна, покуда украденной дщериНе обрету: хоть на дно упрятана у иберийской320 Тефии, хоть в глубине сокрыта Красного моря.Рейнские льды меня не удержат, холод РифейскийНе устрашит, а Сирт не смутит жарою палящей.[20]Ибо хочу отыскать чертоги Нота, проникнутьВ снежный Борея дворец, пробиться на запад к отрогам325 Атласа и на восток к сияющим водам Гидаспа.Пусть блужданья мои по градам и весям ЮпитерВидит! Соперницы скорбь да насытит злобу Юноны!Царствуйте на небесах, надо мною вволю глумитесь,Славный справляйте триумф, отняв дитя у Цереры!»330 Так промолвивши, вниз с высокой спускается Этны,Дабы себе приискать для ночных блужданий светильник. Там, где плещет Акид, в чьих водах, море презревши,Предпочитала порой Галатея невинная плавать,[21]Роща густая росла, ветвей простирая сплетенье335 Вплоть до Этнейских вершин. Обагренную кровью эгидуЗдесь, по преданью, Отец отбросил, сюда после битвыОн добычу принес. Доспехами воинов ФлегрыЛес блистает, наряд победный деревья венчает.Шкуры повсюду висят гигантов чудовищных, скалит340 Череп зубастую пасть, куски изрубленных членовВсе еще грозный вид являют; лишенные плотиЗмей хребты чередой позвонков огромных белеют,Тысячью молнии горят чешуи твердокаменной блестки.Древа здесь нет, чтоб себе не стяжало славное имя:345 Тут обнаженных клинков Эгеона сторукого тяжестьКудри ветвей бременит; а тут украшением КеяИссиня-черный доспех; висит Миманта оружьеРядом; вблизи под нагим Офионом сучья согнулись.[22]Тенью обильная ель возносит над лесом вершину,350 Бременем дымным на ней самого Энкелада кольчуга,Средь земнородных князей знатнейшего; отягощенныйКлонится ствол, но дуб помогает усталой подруге.Ужас священный хранит это место — щадить подобаетРощу, ибо нельзя повредить небесным трофеям:355 Пастырь сюда овец не гонит, не ранит деревьевДерзкий Циклоп, бежит Полифем из чащи запретной. Но для Цереры нет запретов — к лесу святомуГневом воспламенясь, топором потрясает свирепо,Словно выйдя на бой с самим Юпитером: сосны360 Все ж не осмелясь рубить иль калечить высокие кедры,Только со злобой глядит на гибкие корни, на мачтыСтройных стволов и удар нанести примеряется меткий.Так вот, если купец переплыть просторы морскиеХочет, к дальним брегам корабль направив и бурям365 Вверившись, метит в лесу ольху и бук для постройкиСудна, получше бревно выбирая для всякого дела:Долгий ствол парусам тугим подставит опору,Прочный — хорош для руля, для весел упругих сгодитсяГибкий, для киля — такой, чтоб не гнил во влаге соленой.370 Два кипариса росли средь ближнего луга, красуясьЗеленью кроны двойной,— таких на отрогах ИдейскихИ Симоэнт не видал, таких на береге тучномНе омывал и Оронт, Аполлоновой рощи кормилец.[23]Мнится, на братьев глядишь: настолько обликом стройным375 Схожи, вдвоем с высоты озирая священную чащу.Факелов им удел уготован: проворно Церера,К ним устремясь и воздев десницу с двуострой секирой,Рубит безжалостно плоть деревьев дрожащую, силуВ каждый влагая удар. Кипарисы рухнули вместе,380 Рядом легли на лугу их главы — и скорбь охватилаФавнов лесных и дриад. Объемлет разом ЦерераОба ствола и, подняв высоко ношу, восходитВновь на кручу горы: задыхаясь, в растрепанных кудрях,К жаркому Этны огню спешит, попирая стопами385 Лезвия острых камней и песка зыбучего волны, —Словно для страшных дел затеплила тис смертоносныйЗлая Мегера, стремясь достигнуть Кадмовых башенИли лютость свою показать в Фиестовом граде.Маны и адская тьма ее окружают, от тяжкой390 Поступи Тартар гудит, но вот к волнам порубежнымВышла — и факел ее зажжен огнем Флегетона.[24] Лишь Церера дошла до кратера грозного Этны,Тотчас, лик отвратив от огня, стволы кипарисовВ глотку метнула горы, мостом закрывши широким395 Пропасти пасть, подавив полыханье пламени в бездне.Скалы от жара гудят подспудного, в кузнице запертМолотобоец, парам на волю не вырваться душным,Пики утесов дрожат, извергает новую лавуЭтна, и в серном дыму древесные корчатся ветви.400 Но, не желая леса губить, повелела Церера,Дабы вечно огонь горел, не чадя и не тлея,И оросила дубы волшебною влагой — такоюПоит коней Фаэтон и тельцов питает Селена. Вот уже светлому дню на смену молчание ночи405 Сонную тьму принесло: выходит с истерзанным сердцемМать в бесконечный путь и вещее слово глаголет: «Свадебный факел не так зажечь для тебя, Прозерпина,Я хотела, увы! мечтались мне свахи, обетыОбщие, ложе в огне светильников праздничных, звонко410 С неба звучащий тебе гименей. Иль судьбы прядутсяДаже богам? Иль нет различий для злобной Лахесы?О, как чванилась я недавно, искательством знатныхОкружена женихов! Предо мной, однодетной, склоняласьЧадообильная мать. Для меня ты — конец и начало415 Радости, только тобой моя тяжелела утроба.Где мои честь и покой? Где матери гордость благая?Как я богата была, никогда счастливой ЮнонеНе уступая ни в чем, — а ныне ничтожна и сира!Это — воля Отца. Зачем же лить ему слезы420 С нами? Тебя, о дитя, признаюсь, обделила жестоко,Бросив вдали одну и будто нарочно покинувПроискам грозных врагов. Я песням томным вакхантовМирно внимала и слух ласкала бряцаньем оружья,Львов укрощая бичом, — а тебя умыкали злодеи.425 Я наказанье свое заслужила: взгляни на ланитыВ ранах глубоких, на грудь в кровавых бороздах скорбиИ на ударов чреду, казнящих беспамятство чрева. Где отыщу тебя, средь каких полюсов и созвездий?Кто мне укажет путь? Идти по следу какому?430 Чьей колесница была? Кто вор? Земли или небаЖитель? Крылатых колес колею увидят ли очи?Но поспешу — а стопы пусть случай направит. ВенеруЛживую так же искать желаю скорбной Дионе! Будет ли делу успех? Смогу ли чадо родное435 Снова обнять? Красой сияют ли прежней ланитыДщери? Иль мне узреть суждено горемычный и жалкийОблик, в котором ко мне ты являлась в ночном сновиденье?» Так промолвивши, прочь от Этны шагает Церера:Гнусны ей стали цветы, в беде повинные, гнусно440 Место насилия — вдаль спешит по еле приметнымТропам, поля озарив сиянием низко склоненныхФакелов. Влажны следы богини от слез изобильных,Реву подобен стон. На морские выйдя просторы,Тьму багряным огнем разгоняет; пламени отблеск445 Ливни брега достиг и Авсонии: землю этрусковСвет озаряет, а Сирт отраженным блистает пожаром.Вдаль устремляется мать к пещере Сциллы, и в страхеПес трусливый умолк, а смелый громче залаял...[25]. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Перейти на страницу: