Из зарубежной пушкинианы

Дневник в это время находился в Лопасне (в доме A. А. Пушкина) и легко мог пропасть. Его спасла жена Григория Александровича, Юлия Николаевна Пушкина. Спрятав дневник под платье, на крыше поезда она вывезла дневник в Москву и 20 июня 1919 года сдала его на хранение в Румянцевский музей. Этот дневник Пушкина таким, каким мы его знаем, был впервые опубликован по подлинной рукописи в 1923 году. Конечно, по копиям и частями этот дневник публиковался и раньше. Первую копию с него снял П. В. Анненков. В разное время Александр Алекандрович Пушкин разрешал С. А. Юрьеву, П. И. Бартеневу, B. Е. Якушкину, С. А. Венгерову снимать с него копии и публиковать отрывки. Полную копию дневника А. А. Пушкин разрешил снять только в 1903 году по просьбе президента Академии наук великого князя Константина Константиновича, но вплоть до 1923 года как эта копия, так и подлинник оставались читателю недоступными.

История пропавшего дневника (дневника № 1) тесно связана с судьбой зарубежных потомков Пушкина. Началом этой истории следует считать статью известного пушкиниста М. Л. Гофмана, вышедшую в 1925 году в парижском литературном сборнике «На чужой стороне». Статья называлась «Еще о смерти Пушкина». Автор, в частности, писал: «В 1937 году будет опубликован полностью неизданный еще большой дневник Пушкина (в 1100 страниц). Несомненно, он прольет свет на историю дуэли и драму жизни Пушкина…» В самом деле, если известный нам дневник Пушкина (дневник № 2) охватывал период его жизни с осени 1833-го по февраль 1835 года, то пропавший дневник мог быть его продолжением и охватывать последние годы жизни поэта. Ведь нумерация дневников, скорее всего, была произвольной и была сделана жандармами. Какие же реальные факты лежали в основе сообщения М. Л. Гофмана и не было ли оно очередной «сенсацией», подогретой всеобщим интересом к великому поэту? Нет, в основе этого сообщения лежали действительные и тем не менее удивительные события.

В 1922 году советский торгпред в Париже М. И. Скобелев получил письмо из Константинополя от внучки Пушкина Елены Александровны Пушкиной (по мужу Розенмайер), дочери Александра Александровича Пушкина от его второго брака с Марией Александровной Павловой. В письме она жаловалась на тяжелое материальное положение и предлагала приобрести у нее пушкинские реликвии, в том числе рукописи. Об этом письме узнал М. Л. Гофман, который в качестве официального представителя Российской Академии наук вел в Париже переговоры с известным коллекционером Александром Федоровичем Онегиным о приобретении его коллекции. Между Е. А. Розенмайер, Гофманом и Онегиным завязалась переписка (эти письма хранятся ныне в рукописном отделе Пушкинского дома).

В одном из писем к Гофману внучка Пушкина писала: «Что касается до имеющегося неизвестного дневника (1100 страниц) и других рукописей деда, то я не имею права продавать их, так как, согласно воле моего покойного отца, дневник деда не может быть напечатан раньше, чем через сто лет после его смерти, т. е. раньше 1937 года». Вскоре Гофман приехал в Константинополь. Однако муж Елены Александровны отказался не только продать, но и показать дневник. Супруги сообщили, что собираются уезжать в Южную Африку. Почему именно в Южную Африку — этого они не объяснили. В ответ на замечание Гофмана об огромном риске и ответственности, которую они берут на себя, увозя рукопись Пушкина, Розенмайер сказал буквально следующее: «Не беспокойтесь. Дневник находится в очень надежном и безопасном месте». Обо всем этом Гофман написал в 1925 году в своей статье.

А были ли вообще у Е. А. Розенмайер вещи, принадлежавшие Пушкину, и не была ли вся эта история мистификацией, стремлением привлечь к себе внимание? Оказывается, были; история эта имела продолжение. По свидетельству Лифаря, известного собирателя «пушкинианы», в начале тридцатых годов Е. А. Розенмайер вернулась из Южной Африки и поселилась в Ницце. Лифарь посетил ее и действительно приобрел у нее несколько пушкинских реликвий, в том числе печатку поэта, его гусиное перо и акварельный портрет Натальи Николаевны. В ответ на расспросы о дневнике она дала адрес некоего лица в Константинополе, которое, по ее словам, знает местонахождение дневника. Эмиссар Лифаря прибыл в Константинополь, нашел указанное лицо и после этого отправился в Хельсинки, где проживал предполагаемый владелец драгоценной рукописи. Вскоре Лифарь получил сообщение из Хельсинки, что за дневник Пушкина запрашивают астрономическую сумму. Потребовалось время, чтобы найти эти огромные деньги, но когда они нашлись, было уже поздно: дневник якобы ушел в какие-то другие руки. Брат Е. А. Розенмайер Николай Александрович Пушкин, живший в те годы в Брюсселе, выражал некоторое сомнение в полной достоверности ее сообщений. По его мнению, она была экзальтированной и неуравновешенной особой.