Читаем Из зарубежной пушкинианы полностью

Пушкин завещал похоронить себя «ближе к милому пределу». Гейне умер вдали от родины, в Париже, в доме на улице Матиньон. Похоронен на Монмартре рядом с Берлиозом. На груди его бюста присела каменная бабочка. Что это, знак быстротечности жизни?

Наконец, даже в личной жизни двух поэтов есть некое очень «странное сближение». В 1841 году у Гейне в Париже случилась дуэль со Штраусом. Гейне уже много лет любил Августину (Матильду) Мират и осенью 1841 года, накануне дуэли, женился на ней. Поэт хотел материально обеспечить ее будущее на случай своей гибели. Можно было бы сказать, что Пушкин погиб на дуэли из-за жены, а Гейне женился из-за дуэли.

В 1999 году состоялась научная экспедиция на родину Абрама Петровича Ганнибала, прадеда поэта. Выяснили, что прадед Пушкина родился в султанате Логон, недалеко от озера Чад, где «изысканный бродит жираф». Давно было известно, что на гербе А. П. Ганнибала было начертано загадочное слово «Fummo». Его долго не могли расшифровать. Экспедиция к султану Махмуду Бахару Маруфу установила, что на языке племени котоко это слово означает «Родина». Стало быть, прадед Пушкина считал султанат Логон своей родиной. Вторым браком он женился на шведке Христине фон Шеберх. Так что Пушкин — на четверть нерусский. А Гейне происходил из еврейской семьи. И это не противоречит тому, что один — величайший русский гений, а другой — величайший немецкий поэт.

А теперь самое время сказать, почему я вдруг вспомнил о своем школьном сочинении.

По Российскому телевидению показали фильм о Зинаиде Волконской. Фильм сняли в Риме на вилле Волконской, и я рассказал в нем о замечательной русской писательнице и певице, которую Пушкин увенчал «двойным венком». Вскоре вышла моя книга «Дорога на Черную речку». Однажды в московской булочной на Ленинском проспекте я встретил старого университетского товарища, литературоведа по образованию. Мы не виделись много лет. При встрече мой товарищ радости не выразил.

— Смотрел твой фильм. И книжку читал. Не понравилось. Предоставь писать о Пушкине и Волконской русским людям. А тебе больше подходит… ну, не знаю, скажем, Гейне.

— Почему Гейне? Если следовать твоей логике, то о Гейне должен писать немец.

— Нет, Гейне — еврей, а поэт немецкоязычный. И Пастернак — тоже еврей, но поэт русскоязычный.

Я вспомнил о своем школьном сочинении. Давно я его писал, еще до победы над фашизмом. В те далекие школьные годы я и не предполагал, что через каких-нибудь полвека у нас появятся литературоведы-гематологи.

Тайна пушкинской рукописи

На улице святой Маргариты Аня показала мне церковь, где венчался Данте. Мы постояли там в прохладной темноте при свечах. Я знал, что Аня Воронцова-Тури, потомок Пушкина, дружит с Орсолой Серего-Алигьери, потомком Данте. Обе живут во Флоренции, обе — переводчицы, и часто встречаются в маленьком кафе Рикки в садике под платанами, что в двух шагах от церкви. Мы как раз и шли туда. Почему-то разговор зашел о Мандельштаме. Аня сказала, что «флорентийская тоска» — это о Данте, о его страданиях и об изгнании из Флоренции. А я подумал, что, может быть, это и об ее прапрапрадеде, который мечтал об Италии, но так и не вырвался из России за границу. В этот день тоска и Флоренция во мне как-то не соединялись.

Позже разговор о «флорентийской тоске» принял совсем неожиданный оборот. Аня сказала: «Я боюсь испортить тебе впечатление от Флоренции, но вот послушай, что пишут». И она развернула итальянскую газету (мы уже сидели за столиком) и прочла мне заметку некоего Паоло Торре из Лондона.

«Старый мажордом замка Лутон в Бедфорде нашел тело Николаса Филипса, крестного сына королевы Елизаветы. Он был мертв и лежал в автомобиле BMW, запаркованном в одном из стойл конюшни его имения. Кончина Филипса овеяна тайной. Случившееся напоминает роман в духе Агаты Кристи. Здесь есть все: приключения с красивыми женщинами, огромное богатство, изощренная элегантность и возможные финансовые скандалы. Наиболее верная гипотеза — самоубийство. Гораздо труднее установить его причины. Было ли вызвано самоубийство сорокатрехлетнего аристократа неудавшимся бизнесом или смертью предмета его любви киноактрисы Капюсин — неизвестно. Капюсин была исполнительницей главной роли в знаменитом фильме „Розовая пантера“. Их роман продолжался более трех лет. В последнее время Капюсин жила одиноко в Швейцарии и страдала депрессией. Позже молодой аристократ женился на графине Лючии Чернин, чешской дворянке из Праги.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги