Из зеркала

Ей казалось, что Вольский не просто так завязал с ней разговор, что он пытается что-то у неё разузнать или выведать. Она решила избавиться от его общества, но не знала, как это сделать, поэтому извинилась, сказав, что очень торопится, и свернула в первый попавшийся проулок, который неожиданно вывел к библиотеке. Увидев, как из её дверей выходит подросток, держащий под мышкой невероятно толстую книгу, Эля торопливо взбежала по ступенькам крыльца. В библиотеке на этот раз было людно, в большинстве своём это были дачники, так что Кира Дмитриевна оказалась занята. В ожидании, пока она освободится, Эля устроилась на диване и принялась разглядывать посетителей библиотеки. Возле стеллажа с детективами двое пожилых мужчин вели между собой оживлённую беседу. Несколько женщин сосредоточенно рассматривали новую энциклопедию комнатных и садовых растений. Взгляд Эли переместился с женщин на журнальный столик, стоявший рядом с диваном: на столике лежало несколько потрёпанных книжек Стивена Кинга.

— Эля, загляните-ка в тот шкаф, — сказала Кира Дмитриевна и показала на двухстворчатый стеклянный шкаф, стоявший в простенке между окнами. — Там есть довольно интересные журналы.

Журналы действительно оказались интересные. Они выходили ещё до революции, правда, их было совсем немного: два номера «Чтения для ума и сердца» и несколько выпусков «Мира искусства» и «Столицы и усадьбы».

— Откуда у вас такое богатство? — ахнула Эля.

— Месяц назад один из наших дачников подарил.

Журнал «Чтение для ума и сердца» был отпечатан на серой бумаге. Эля раскрыла его и пробежала содержание. Среди авторов были одни женщины: Елагина, Троицкая, Уфимцева… Эля отложила журнал в сторону и взяла в руки более красочный — «Столицу и усадьбу».

— Какие всё-таки красивые и интересные были в дореволюционной России поместья, — заметила она, листая страницы. — Хорошо, что усадьба Полетаева сохранилась.

— Да, Полетаев, как только в наши края приехал, так сразу же решил здесь обосноваться, — сказала Латынина.

— Между прочим, его на это приреченская усадьба подвигла, — сообщила Эля. — Он об этом и в своём дневнике записал. Кстати, он в нём упоминает о некой Софье Казимировне. Дедушка вашего мужа ничего вам о ней не рассказывал?

— Софья Казимировна? — переспросила Кира Дмитриевна. — Нет, мне кажется, Василий Иванович никогда этого имени не называл.

Вернувшись из библиотеки, Эля перегладила высохшее постельное бельё. Зайдя в гостиную, она увидела на каминной полке ноутбук Андрея. Открыв его, устроилась в кресле и не один час просматривала в Интернете сведения о художнике Полетаеве, надеясь, что где-нибудь да всплывёт имя «Софья Казимировна», но все её поиски не принесли никакого результата. Отчаявшись, Эля перешла на сайт неренской художественной галереи, чтобы узнать часы её работы, как вдруг почувствовала, что у неё за спиной кто-то стоит. Она резко обернулась и увидела Таню, которая, затаив дыхание, смотрела на экран ноутбука.

— Любопытной Варваре нос на базаре оторвали, — холодно произнесла Эля и закрыла ноутбук.

Таня скорчила гримасу:

— Между прочим, это моя комната. Что хочу, то и делаю. А ты зря с нами сегодня не поплыла. Мы были на таком красивом острове! Он называется Бисеровский. У него один берег скалистый, а другой песчаный. Я никогда такого мелкого песка не видела. А ещё мы нашли старое кладбище. Там, где раньше был монастырь. Смотрим, одна из могил вся в цветах, а на плите выбита надпись, что в этой могиле похоронена Агапия и что она была великой грешницей.

— Кому что, а тебе — могилы, — сказала Эля. — Странно, что ты не осталась там ночевать.

— Стёпа сказал, что эту Агапию люди за святую почитают, потому что при жизни она исцеляла людей, да и теперь на её могиле всякие-разные чудеса происходят. Пока мы там были, человек двадцать на катере к Агапии приплыли. Кстати, Стёпа сильно расстроился, когда мы сказали, что тебя с нами не будет.

Эля изумлённо уставилась на Таню:

— Стёпа? Я не ослышалась?

— Ну да, — пожала плечами Таня. — А что тут такого? Он мне сам разрешил так себя называть. Я у него спросила: «Можно, я вас Стёпой буду звать?» Он сказал: «Можно».

«Ну да, — мысленно усмехнулась Эля. — Для него возраст значения не имеет. Ему всё равно, кому голову морочить: девице пятнадцати лет или двадцати пяти».

Глава 11

Утром Эля отплыла на «Зуше» в Неренск. Для начала она побывала в художественной галерее, где в одном из залов действительно висел портрет Лидии Николаевны Соколинской кисти художника Полетаева. Голубоглазую блондинку нельзя было назвать классической красавицей, но у неё были очень нежные черты лица, которыми хотелось любоваться. И, несмотря на то, что портрет находился в окружении других созданных Полетаевым женских образов, именно Соколинская прежде всего привлекала к себе внимание. «Немудрено, что её выбрал Тормасов», — подумала Эля.