Из зеркала

— Отец Полины Ивановны сначала ухаживал за Елизаветой. Когда мать Полины Ивановны, Мария, окончив обучение в пансионе, вернулась в родной дом, Иван Зиновьевич Черкасов влюбился в неё и сделал ей предложение. Для Елизаветы это стало страшным ударом, от которого она так и не оправилась, хотя и вышла потом замуж. Причём довольно удачно. Её муж был английским дипломатом. Он увёз Елизавету в Лондон, но через несколько лет был вынужден поместить жену в клинику. Впрочем, если хотите, вы можете сами прочесть письма Полины Ивановны, в которых она пишет о привезённом зеркале.

— А это возможно? — обрадовалась Эля.

— Да, они у меня есть в отсканированном виде. К тому же письма написаны по-русски, правда, в старой орфографии.

Алла Сергеевна вынула из шкафа небольшую папку и положила её перед Элей. В папке оказались не только письма, но и увеличенные копии фотографий, в том числе и фотографии четы Тормасовых. Да, граф и графиня были очень красивой парой. Эля долго вглядывалась в черты Тормасова и не находила в них ничего отталкивающего. Что же касается писем, то графиня действительно сообщила кузине о зеркале, которое муж приобрёл на аукционе. Он хотел, чтобы красота жены отражалась в нём. Зеркало повесили между двух окон в гостиной. Постепенно графиня стала замечать, что стоит ей посмотреть на своё отражение в этом зеркале, как ей становится плохо, у неё появляются головные боли, с которыми не могут справиться никакие лекарства. Затем у Полины Тормасовой начались слуховые галлюцинации и видения. Едва её взгляд задерживался на собственном отражении в зеркале, как перед ней возникали страшные картины. Например, как она убивает своего мужа ножом, когда он читает книгу. Ей казалось, что она страдает тем же самым заболеванием, что и её тетка. «Ты ведь знаешь, наша тётя Элиза дважды пыталась убить своего мужа, вследствие чего он был вынужден поместить её в лечебницу для душевнобольных, — написала она кузине. — Мне страшно. Неужели я закончу свои дни так же, как и она?» Тем не менее графиня Тормасова не решалась рассказать мужу о том, что с ней происходит. Она надеялась сама справиться с болезнью. Единственный человек, кому она поведала о страшном воздействии зеркала, была некая тётушка. «Ты советуешь мне убрать из гостиной зеркало куда-нибудь на чердак. Должно быть, я так и поступлю. Но если это не поможет? Тётушка утверждает, что дело вовсе не в зеркале, а во мне самой» — так заканчивалось последнее письмо.

Поблагодарив Готовцеву, Эля, уже стоя на пороге, спросила:

— Алла Сергеевна, а вам не попадалось в ваших поисках имя Софья Казимировна?

— Софья Казимировна? — переспросила Готовцева. Она ненадолго задумалась, а затем произнесла: — Нет, женщина с таким именем и отчеством в нашей семейной хронике не встречается.

«Теперь понятно, почему усадьбу не хотели покупать. Какая-то Синяя Борода этот граф Тормасов, — подумала Эля, выйдя из кабинета Готовцевой. — Одна жена утопилась, вторая сделала то же самое. Может быть, и жён у него было семь, как у Жиля де Ре? И всех он их топил за какую-то провинность в своём пруду. Только за какую?»

Эля, спускаясь по лестнице, остановилась и задумалась. Итак, две жены графа Тормасова покончили с собой одним и тем же способом в одном и том же пруду. Ну, если допустить, что Черкасова страдала каким-нибудь психическим заболеванием, передававшимся по наследству, то что толкнуло на самоубийство Соколинскую? Как выяснилось ещё в первый приход в музей, никаких сведений о ней не сохранилось. Но ведь о человеке может рассказать не только он сам, но и его окружение. В дневнике художника Полетаева написано, что голосом Соколинской восхищалась не только его дочь, но и её подруга…

— С вами всё в порядке? — раздался мужской голос.

Эля подняла глаза: перед ней стоял её недавний провожатый. Она непонимающе уставилась на него.

— Между прочим, меня зовут Кирилл, — сказал он. — Должно быть, у вас с Аллой Сергеевной был очень серьёзный разговор.

— Скажите, Кирилл, в вашем музее имеется какая-нибудь информация о Зинаиде Балтиной? — спросила Эля.

— О Зинаиде Валгиной? Вы имеете в виду дочь настоятеля Троицкого собора?

— Ну да, если он был настоятелем этого собора до революции, — ответила Эля.

— Увы, сведений о ней сохранилось немного, хотя Зинаида Валгина была довольно примечательной личностью. Она хотела стать писательницей, а её отец был решительно против.

— Отчего же? — удивилась Эля. — По-моему, писатель не самая плохая профессия.

— Дело в том, что она писала рассказы в готическом жанре, а ещё устраивала спиритические сеансы. Отец запретил Зинаиде подписывать произведения настоящей фамилией. Поэтому она назло ему подписывалась фамилией Троицкая.

— А что, её печатали?

— Да. В журналах «Дамский мир», «Женское чтение», «У очага». Зинаида Валгина — единственная женщина-писательница дореволюционного Неренска. У нас в городе даже есть фан-клуб Балтикой. Он собирается каждый месяц в городской библиотеке и обсуждает её произведения.

— А кто руководит этим клубом?

— Кажется, кто-то из библиотекарей.

— Как мне добраться до этой библиотеки?