«Мне было шесть лет, когда мы переехали в новый дом. Старый наш дом сгорел летом, когда в городе случился большой пожар, во время которого выгорели целые улицы. — Так начинался рассказ. — Новое жильё было мало для нашей большой семьи. Отец надеялся отыскать дом, более подходящий для нас, а пока мы должны были довольствоваться этим, ведь во время пожара погибло много вещей и значительная часть обстановки. Перед Рождеством к нам приехали родственники — моя старшая сестра, недавно вышедшая замуж, и брат моего отца. Он не был священником, а служил чиновником, но его семейство тоже было немаленькое. Нужно было устроить приехавших так, чтобы всем хватило места. Комнату, в которой я жила вместе с няней, отдали двум старшим кузинам, а меня поместили в бельевой, куда поставили мою кроватку. Няня ночевала в комнате экономки. Вечером все, кроме отца, всё ещё остававшегося по делам в церкви, уехали в театр, а меня няня уложила в постель и, произнеся молитву и трижды перекрестив, отправилась пить чай в кухню. Окна в бельевой не было, поэтому дверь в неё оставляли открытой, хотя я никогда не боялась темноты. Бельевая находилась на втором этаже, освещавшемся единственным окном, выходившим на лестничную площадку. И хотя стояла глубокая зима, луна в эти дни светила так ярко, что в коридоре по ночам даже не зажигали свечи. В доме, кроме прислуги, собравшейся в кухне, и меня больше никого не было. Я лежала на спине, глядя в открытый проём двери, и вспоминала события прошедшего дня, как вдруг почувствовала, что за дверью кто-то есть. Ни тени, ни малейшего движения или отзвука дыхания, но я явственно ощущала, что не одна. Неожиданно я почувствовала прикосновение: кто-то ласково провёл рукой по моей голове. Однако я не оглянулась, взгляд мой был прикован к дверному проёму. Это длилось какие-то секунды. Незнакомая женщина, одетая в длинную белую рубашку без рукавов, с длинной косой, переброшенной через плечо, выскочила из-за двери и упала мне на ноги. Дверь захлопнулась. Я сдавленно вскрикнула. Женщина всей своей тяжестью давила мне на ноги. Несмотря на то что я только вскрикнула, вскрик мой услышали в кухне. Послышались торопливые шаги по лестнице, и вскоре дверь бельевой распахнулась. На пороге стояли няня и экономка, державшая свечу в руке. Я так оцепенела от пережитого страха, что не сразу смогла рассказать им о случившемся. Конечно, никакой женщины в бельевой уже не было. Она соскользнула с моей кровати вниз, едва распахнулась дверь. Когда вернулись родные, им было обо всём рассказано, но они посчитали, что мне приснился дурной сон. Тщетно я настаивала на том, что это был вовсе не сон, что я не спала. Но ни одна женщина, находившаяся в это время в доме или проживавшая в нём ранее, до нашего переезда, не подходила под моё описание. Отец посчитал, что виной случившемуся со мной стало чтение сборника рождественских рассказов. Эту книгу, привезённую с собой, читала накануне в гостиной всем собравшимся одна из кузин. Я слушала её чтение затаив дыхание и была в восторге: мне всегда нравилось, когда мне рассказывали сказки или читали вслух.
С этой ночи мне стали сниться кошмары, всякий раз я просыпалась с криком. Мама тайком от отца, который терпеть не мог подобного, возила меня к разным знахаркам, лечившим от испуга, но ничего не помогало. Однажды мы приехали к какой-то старушке. В избе, в которой она жила, кроме неё, находилась её внучка, девушка лет семнадцати. Старушка стала шептать какие-то заклинания, поворачивая меня то лицом к себе, то спиной, а затем повесила на мою шею шнурок, сделанный из двух ниток, белой и красной, и перекрестила несколько раз. Перед тем как нам уйти, девушка наклонилась ко мне — мама в это время расплачивалась со старушкой — и быстро прошептала: „Она больше не придёт к тебе, если ты не станешь её искать“. Кошмары по ночам прекратились, но я по-прежнему не могла оставаться в комнате одна, не могла спать без света. Как только гасили свечу, на меня нападал жуткий страх: мне всё казалось, что кто-то стоит за дверью или прячется за шкафом.