Из рекламных фотографий (и из мемуаров танцовщицы) следует, что чаще всего она одевалась мальчиком, а особенно любила костюм юного рыбака. В своих воспоминаниях Финетт признается, что сама придумала шорты в красно-черно-золотой гамме, украшенные богатой вышивкой. Правда, несмотря на короткие шортики, ляжки Финетт не были видны, поскольку плотные белые чулки полностью покрывали ее ноги. Ее костюм мало отличался от стандартных нарядов актрис, игравших роли мальчиков в популярных в то время пародиях на «высокие драмы». В этих комедиях классический сюжет (например «Фауста» Гете) переделывали в нелепые или смешные сценки, которые шли под названием, к примеру, «Юный доктор Фауст». По словам самого Холлингсхеда, Финетт одевалась чуть более пристойно, чем «принц из бурлеска». Кстати, ее панталоны скрывали ляжки надежнее, чем юбочки, которые носили танцовщицы, участвовавшие в пантомимах 1840-х годов, времен Карлотты Гризи[77]
.Но полицию и судей, похоже, больше раздражали не костюмы Финетт, а ее движения, и то, с каким энтузиазмом их принимала аудитория. Перри и Поупа особенно шокировали высота и направление взмахов ноги Финетт, «выше головы» и «в сторону публики», а также совпадение этих высоких взмахов со всплесками аплодисментов. Из-за этого констебли пришли к выводу, что публика с нетерпением ждала, когда Финетт задерет ногу, что, собственно, и трактовалось ими как «непристойное поведение». Однако они все же назвали ее представление «танцем». Это интересно, поскольку многие крити ки говорили, что канкан — полная противоположность танцу. В 1854 году Бейл Сент-Джон назвал канкан «противоестественными гимнастическими упражнениями, когда молодые люди благородного происхождения [sic] задирают ноги, трясут головой, изгибают тело и машут руками, локтями и плечами».
Хотя Финетт и три ее «коллеги», разбившись на пары, все вместе танцевали кадриль, Финетт все равно оставалась звездой. В конце представления она выходила вперед и исполняла сольный номер, заставляя зал с трепетом следить за взмахами ее ног и изгибами тела.
В 1872 году из Парижа приехала мужская труппа танцоров-эксцентриков «Клодоши» (
Адвокат кембриджского мюзик-холла высказал предположение, что «Клодоши» не танцевали, а скорее просто подпрыгивали, однако судья строго заметил, что «прыгать» — это означает «танцевать по-козлиному». Такой аргумент несколько смутил защиту. Шоу «Судья и присяжные» было крайне популярной формой развлечения в 1840-е, и многие присяжные заседатели безуспешно пытались удержаться от смеха, глядя, как свидетели, выходя к барьеру, сначала силились описать канкан словами, а потом, махнув рукой, начинали изображать его в действии под «громкий смех» всех присутствовавших в зале. Жюри проголосовало в пользу ответчика, видимо, согласившись, что канкан является «своего рода пантомимой… с употреблением странных и необычных поз». В мужском исполнении канкан выглядел смешным, а вовсе не распущенным танцем. Хотя исполнялся канкан с музыкальным сопровождением, которое (здесь мнения разнятся) могло быть взято из оперетты Жака Оффенбаха «Великая герцогиня Герольштейнская» (а не из его же «Орфея в Аду», откуда, как известно, появился самый первый знаменитый галоп), обычно его не танцевали под музыку. Из этого, видимо, и суд и сделал заключение, что канкан — вообще не танец.
В пене юбок
В принципе, история канкана могла бы остановиться именно в то время, в начале 1870-х годов. Танец, родившийся в парижских тавернах и танцевальных залах на пятьдесят лет раньше, постепенно трансформировался в специфический набор акробатических трюков, которые исполняли на подмостках варьете и мюзик-холлов Лондона и Парижа. Новое поколение исполнителей с хорошей растяжкой (как мужского, так и женского пола) прекрасно справлялось со своей задачей. Но в поле зрения зрителей не появилось ни одной кружевной юбки. Возможно, канкан так и сгинул бы, полностью переродившись в вариант спортивной гимнастики, если бы не Кейт Воэн [рис. 30], которая вдохнула в него новую жизнь, впервые исполнив «танец юбок» и стала первой, кто блеснул на публике белоснежными кружевными подъюбниками.