Из жизни и фантазии

Полицмейстер сидел у Власова, доставляя тем большое удовольствие хозяину, потому что Сергей Васильевич любил вести хлеб-соль с людьми, а людьми же он называл военных и дворян.

Разговор шел о сыне Сергея Васильевича, об Александре, молодом человеке, похожем на отставного капитана своими большими усами, громовой речью, решительными суждениями обо всем. Ему было уже далеко за двадцать лет, но он никак не мог пересилить курса пятого класса реального училища (да впрочем, что в том, русский дворянин до 40 лет все может воспитываться за счет отца).

Однако Сергей Васильевич беспокоился. Он высказывал это полицмейстеру, закусывая кусок утки, приблизительно в таких словах: «нужно взять репетитора, да настоящего, надо помочь сыну, вот думал, думал, и ни на ком не могу остановиться, как только на Степане Пенькове, который еще раньше, помогал, и весьма успешно, моим детям».

При слове «Пеньков» полицмейстер как бы проснулся и сделал сильное движение всем своим многообъемным туловищем.

— Этого мы вам не позволим, Сергей Васильевич, Пенькова вам не дадим. Вы видно, Сергей Васильевич, не знаете событий, волнующих весь город. Его выслали из Петербурга и здесь находится он под нашим надзором.

— Ах, этого я не знал, возразил плаксивым голосом Власов.

Глаза его стали влажными и от благодарности к полицмейстеру, и от немого чувства уважения к власти, столь проникновенной в познании людей.

— Однако, как же это так? Мне все-таки, знаете, жалко, знаете, как погибшего человека. Опять же он был полезен моим детям, и Саше, и Вите.

— Да это что, высылка из Петербурга, говорил полицмейстер с тоном человека, которому все известно в мире, это часто бывает в наше безурядное время. Не в том, говорю, дело… Желая придать еще больше занимательности своему рассказу, он на этих словах остановился и, не торопясь, взял кусок утки со стола.

— Да вы, Ваше Высокородие, плохой кусок взяли, вот этот лучше, потчевала его Варвара Гавриловна Власова…

— Да, нет, мне все равно… У меня зубы еще хороши… Не в том говорю дело… А он забрался, куда вы думаете?

— Куда? Спросили все в один голос…

— Но как думаете?

— К гимназистам, реалистам что ли? разгадывал Власов…

— Бери выше… Он забрался в Монастырь Законоспаской Пустыни… в эту чистую Обитель, и ну там проповедывать, что Бога нет….

Все ахнули бывшие за столом… На время утка была забыта, жевание прекратилось. Рты были открыты… И неподвижные глаза смотрели на дивного рассказчика.

— Это в монастыре-то против Бога…

— В обители-то иноков….

— У отца-то Серафима! в один голос повторяли муж и жена Власовы.

— Да! воодушевившись, продолжал полицмейстер, видя, что это производит впечатление. Он даже увидал слезу, текущую по щеке Варвары Гавриловны.

— Из монастыря прислали донесение прокурору, и мы сделали обыск. Утром. рано пришли мы к нему. «Где ваши вещи»? спрашиваем.

— Это в монастыре-то сделали вы обыск, заинтересовался Власов…

— Нет, из монастыря он уже убежал… здесь у нас под руками.

«Вот, говорит, вещи», показывает нам на пустую корзину, а сам сидит, что-то пишет, на нас не глядит. Смотрим, какие-то цифры… «Это что вычисляете»? спрашивает прокурор. «Вычисляю, говорит, движение кометы, небо, говорит, для меня интереснее земли».

Тут мы окружили его, молодца. Изволь отвечать. «Я, говорит, готов». И на все вопросы — не знаю, да не интересуюсь. Ничего не показал, но мы все знаем, конечно.

Вот какой хитрец и негодяй, человек продувной. Жандармский офицер сказал, что голова у него не в порядке… А я думаю, просто, прикидывается… Мы видали таких…

— Эка беда, эка беда! Говорила Варвара Гавриловна. Поистине верно сказывал мне один подвижник, «кого, говорит, Бог хочет наказать, сначала отнимет разум». Вот верно, святая истина!..

— Теперь как же вы с ним поступите, спросил с влажными от умиления глазами Власов, наливая себе и почетному гостю по стакану вина.

— Под строгим надзором пребывает… А и народ же! Тут вы знаете, есть такой несуразный, хотя и добродушный человек, некто Печорский. Все возится с газеткой.

— Он, кажется, с женой не живет, заметила Варвара Гавриловна…

— Да. Так вот он на днях поместил… Смотрю, глазам не верю… Объявление в газете (не знаю, как это я не заметил и разрешил).. Читаю: «Опытный репетитор Пеньков преподает все науки, философию, политическую экономию, в объеме средних учебных заведений».

Вы обратите внимание на этого человека. Его выслали из столицы, он убежал из монастыря, как Гришка Отрепьев; у него обыск и он печатает объявление: Пожалуйте мол ко мне гимназисты и реалисты. — Мы, конечно, приняли меры, никаких уроков, нигде и никогда он не найдет.

Такова была беседа о Пенькове у Власова; и подобные же разговоры происходили и в других благочестивых домах губернского города.

Они были вызваны внешними условиями в жизни Пенькова. Он вышел из лесного Института, поступил в монастырь, вернулся в город, и захотел найти уроки.

Все это было очень странно с точки зрения обывателей и начальства.