Избавление

— Сломалось во мне что-то. После Альбиуса. Не в том смысле, что по голове меня шарахнули и память отбили. Хотя и это тоже. Другое сломалось. От крови не тошнит. Мертвые не пугают. В той деревне мертвых не было. Хотя воняло изрядно. Кости были. Изгрызенные.

— Тут волки есть? — посмотрел на Стайна Скур.

— В горах — да, — ответил Стайн. — Они, правда, никогда раньше не выбирались из горных долин, но… Только ведь это могут быть и не те волки.

— Могут, — кивнул Мортек. — Именно не те волки и могут.

— Но нам они вроде бы не страшны? — посмотрел на Мортека Скур.

— Теперь страшны, — ответил Мортек. — Нет, что я говорю, если Гледа снимет ведьмины кольца, они точно оставят нас в покое. Но в зверя может обратиться и сама Гледа. Голос…

— Голос, — повторил Скур и посмотрел на Гледу.

— О чем вы говорите? — спросил Унг, озираясь. — Вы возьмете меня с собой?

Он и в самом деле казался младше своих лет. Даже младше Гледы, несмотря на то, что на его подбородке начинала курчавится русая бородка.

— Это плохая идея, — ответил ему Стайн. — Если ты думаешь, что с нами ты окажешься в безопасности, то я тебя огорчу. Никакой безопасности рядом с нами не будет.

— А где будет? — спросил Унг.

Ему никто не ответил.

— Теряем время, — сказал Ло Фенг и тронул лошадь. За ним потянулся остальной отряд. Гледа оглянулась. Унг остался в своем нелепом наряде посреди дороги. Парень дождался, когда между ним и сестрицами наберется расстояние в сотню шагов и тоже поехал следом.

Уже вечером, когда над пустынной, ползущей вдоль окраинных скал Молочных гор дорогой начал опускаться сумрак, и Стайн увел отряд по течению холодного ручья на лигу в сторону, чтобы заночевать в заросшем орешником распадке, и Ашман с девицами занялись костром, а Унг начал ладить костерок поменьше в стороне, Скур не выдержал:

— Давайте еще десять костров запалим! И факелы вдоль ручья расставим. Туши, мать твою. Замерз — иди и садись возле этого костра. Хотя ночи теплые.

Унг сразу ожил, послушно затоптал пламя, начал о чем-то переговариваться со Скуром и Стайном, показывая им все тот же мешок с орехами, а Гледа вернулась вдоль ручья вверх по течению на пару сотен шагов. Вернулась, чтобы ополоснуться. Через минуту она поняла, что Андра и Фошта следуют за ней неотступно.

— Мы не сами, — предупредила Андра.

— Ло Фенг приказал не отходить от тебя, — добавила Фошта.

— Доверяет вам уже, выходит? — пробормотала Гледа, распуская завязи.

— Голова есть на плечах, почему не довериться бравым воительницам? — пожала плечами в сумраке одна из сестриц.

— Да и с учетом Мортека мы как-то поднялись в его глазах, — засмеялась другая. — Мы ведь куда как лучше, чем жнец. Пусть он и в отставке.

— Вроде бы, — заметила первая.

Гледа ничего не ответила на эти слова, тем более, что и сестрицы принялись раздеваться, собираясь последовать ее примеру. Гледа разложила в траве оружие и ловя последние лучи опускающегося за горизонт солнца, стала осматривать себя. Опухоль на лице спала, каких-то еще отметин отыскать тоже не удалось. С другой стороны, разве узнал бы ее Унг, если бы она все еще напоминала опухшее чудовище? Или же в облике юного воина-недотепы все-таки явился Бланс? Гледа провела рукой по бедру, услышала шелест, потянула за попавшую под ладонь шероховатость и начала снимать с себя шелушащуюся кожу целыми полосами.

— Вот ведь, — покачала головой Андра. — Как ящерица. Сбрасываешь старую кожу и становишься снова юной и свежей. Впору позавидовать.

— Не завидуй, — сказала Фошта. — Даже этой дикой красоте. Ничему не завидуй. Этот подарочек неразрывно связан с другим, которого мне, к примеру, не хотелось бы. Да и чего тебе сетовать? Или у самой тело немолодое? Вся в шрамах, что ли?

— А то нет? — вскинулась Андра. — А вот, а вот? А под лопаткой? А на бедре? А в боку?

— У меня не меньше, — пожала плечами Фошта, склоняясь над ручьем. — Или ты хотела пройти через Обитель смирения без царапинки?

— Ничего я не хотела, — проворчала Андра. — Может, скажешь, что мы там по своей воле оказались?

— Плохо там? — спросила Гледа.

Сестрицы замолчали, замерли бледными силуэтами, посмотрели на Гледу, переглянулись, пока, наконец, одна из них не вымолвила.

— По-всякому. Но, говорят, что там даже хуже, чем в одалском монастыре, где воинов и служителей храма делают из мужчин.

— Это правда, что тех, кто не выдерживает испытаний за монастырскими стенами, убивают? — спросила Гледа.

— Ерунда, — ответила одна из сестриц. — Понятное дело, что кое-кто и гибнет. Но к чему такое расточительство? Если монах не выдерживает воинской закалки — глиняный кубок с прорезью в зубы — давай, ходи по дорогами Берканы, собирай милостыню на содержание монастыря. Что бросили едой — в рот, что монетой — тащи в обитель.

— А если воинской закалки не выдерживает монахиня? — спросила Гледа.

— Тебе лучше этого не знать, — ответила одна из сестриц. — Все одно, твой груз тяжелее.

— Зачем вам туда? — спросила Гледа. — Только не говорите ничего о долге, о Беркане, о Терминуме. Зачем вам возвращаться в обитель?

— Надо посчитаться, — ответила одна из сестриц. — С настоятельницей. Есть за что.