Василкови же сущю в Володимери на пржереченомь мст, яко приближися постъ великый, и мн ту сущю, у Володимр, у едину нощь присла по мя князь Давыдъ.[507]
И приидохъ к нему, и сдяху дружина около его, и посади мя и рече ми: «Се молвилъ Василко сыночи ко Вланови и къ Колчи, реклъ тако Василко: “Се слышу, оже идеть Володимеръ и Святополкъ на Давыда. Даже бы мене Давыдъ послушалъ, да быхъ послалъ мужа своего к Володимеру, и воротися, вд бо ся с нимъ что молвивъ — не поидеть”. Да се, Василю, шлю тя, ди к Василкови со сима отрокома, и молви ему тако: “Оже хощеши послати мужа своего, и воротится Володимеръ, то вдам ти который любо городъ: любо Всеволожь, любо Шеполь, любо Перемиль”».[508] Азъ же идохъ к Василкови и повдахъ ему всю рчь Давыдову. Он же рче: «Сего есмь не молвилъ, но надяся на Богъ. Послю к Володимеру, да быша не прольяли крови мене для. Но сему ми дивно: даеть ми градъ свой, а мой Теребовль, моя волость пождавше и нын”». Якоже и бысть: въскор бо прия власть свою. Мн же рече: «Иди къ Давыдови и рци ему: “Пришли ми Кулмя, азъ его пошьлю к Володимеру”». И не послуша его Давыдъ и посла мя река пакы: «Н ту Кулъмя». И рече ми Василко: «Посди мало». И повел слузи своему ити вонъ, и сде со мною, и нача глаголати: «Се азъ слышю, оже мя хочеть Давыдъ давати ляхомъ; то ся мало насытилъ крове моея, и се хощеть болше ся насытити, иже мя вдасть имъ. Азъ бо ляхомъ много зла створихъ[509] и еще есмь хотлъ створити и мьстити Русьскую землю. Аще мя вдасть ляхомъ, не боюся смерти, но се повдаю ти поистин, яко наведе на мя Богъ за мое узвышенье, яко приде ми всть, яко идуть ко мн берендичи,[510] и печензи, и торци, и се рекохъ въ ум своемь: оже ми будуть берендичи, и торци и печензи, и реку брату своему Володареви и Давыдови:[511] “Дайта дружину свою моложьшюю, а сама пийта и веселитася”. И помыслихъ: “На землю Лядьскую наступлю на зиму и на лто, и возму землю Лядьскую, и мьщю землю Русьскую”. И по семь хотлъ есмь переяти болгары дунайскыя и посадити я у себе. По семь хотяхъ проситися у Святополка и у Володимера на половц, и поиду, рхъ, на половц, да любо налзу соб славу, любо главу свою сложю за Русьскую землю. А иное помышленье въ сердци моемъ не было ни на Святополка, ни на Давыда. И се кленуся Богомь и его пришествиемь, яко не помыслилъ есмь зла братьи моей ни в чемь же. Но за мое узнесенье — иже поидоша береньдичи ко мн и веселяся сердце мое и възвеселися умъ мой — и низложи мя Богъ и смри мя».