Избранная проза

Ну и какой от этого толк, что запомнилось? Мол, трава была именно такой. А может, важнее заглянуть в самое начало того, что кануло в небытие? Ведь очень вероятно, что старик появился на стройке в какой-нибудь из последних дней ноября. Возможно, просто делали пристройку к сараю. И все. В лице старика не было ничего примечательного — мясистое, малоподвижное. Казалось, его улыбка выражает уверенность, но в озабоченном взгляде маленьких глаз светилось сомнение. Он поманил того, кто назвался бригадиром, в каптерку. Антек, который был старшим подмастерьем, наверное, лукаво и пронзительно свистнул — условный знак: мол, будьте начеку, что-то готовится. Латтке, все еще ученик, внимательно следил за тем, чтобы как следует вычистить выемку укосины. Он даже, наверное, ругался про себя. Всегда эти сучья в самом неподходящем месте! Годы ученья выдались для него не самые безоблачные. Ничего не давалось ему легко. Прошло целых два суровых года, прежде чем он научился мастерски владеть топором, работать рубанком под изумленными взглядами зрителей, выбирать из отверстия стружку, чтобы не лопнула ручка, и ловко пилить тяжелой поперечной пилой вдоль карандашной линии, так что на дереве даже оставался след карандаша. Лишь на последнем празднике по случаю окончания строительства дома после трех выпитых рюмок у него закружилась голова. И тогда, вконец измученный и охмелевший, он на несколько мгновений представил себя в роли плотника. Минуло две недели! Все это время ему, видимо, пришлось чистить выемку укосины, ни разу не вспоминая больше о происшедшем. А может, он просто дожидался, что старик наконец уйдет. Этого он ждал всегда. Ему надоели надзирательские взгляды бригадира и приказы вечно каркающего старшего подмастерья. Латтке помнил только то, что неоднократно повторялось. Распоряжение, которое старик привез с собой в тот самый ноябрьский день, было единственным в своем роде. Даже бригадир не мог привязать его к своим командам. До Латтке кое-что стало доходить, когда в разговор вмешался Антек.

— Пирун под Глейвитцем! Печь класть! Как объяснить это моей Лизбет?

— Жену Антека, в общем-то, зовут Элла, — поясняет Латтке. — А Лизбет он называл создание, существовавшее лишь в его, Антека, воображении. Это создание объединяло в себе все женские достоинства в одном лице, и обращался он так к ней лишь в самых деликатных ситуациях. Ну, например, чтобы скрыть свои чувства при расставании.

А с чувствами у Латтке в момент расставания тоже не больно густо. Он бредет по жухлой траве, все время пытаясь вспомнить, что было потом. Не разозлился ли он из-за того приказа? В конце концов, он ведь плотник, а не каменщик. Неужто он бесславно скатился и теперь будет все время возиться с растворами, известью, лесами? Значит, в сторону с трудом приобретенный инструмент, которым так дорожил? А вместо этого вложат тебе в руки примитивный мастерок. От одного вида его становилось страшно. Но Латтке этого не помнит. Как не помнит и того, что им пришлось выехать уже на следующий день, так как старику, видно, пришлось совсем туго. Не дожидаться же понедельника.

— Меня будто обухом ударило, — говорит Латтке в свое оправдание. — Начать с того, что все происходило ранним утром. В ожидании поезда трое мужчин стояли на железнодорожной платформе. Свои велосипеды они бросали проводнику багажного вагона, который мастерски ловил их, широко раскрывая при этом рот. Рюкзаки с дребезжащим инструментом они побросали в сетку для багажа. Затем они уселись на свои места и предались тому, чего в тот момент больше всего требовала душа, — они уснули. Грузный бригадир, широко расставив колени, громко храпел. Антек, как гном, забился в угол. А измученный, усталый Латтке старался устроиться так, чтобы никого рядом не зацепить. Поезд шел куда-то на север, постукивая на стыках и стрелках, отчего вагон мотало из стороны в сторону. Видимо, бригадир разбудил их вовремя. Он выработал в себе привычку постоянно быть настороже, что так соответствовало его специальности. Они еще долго протирали глаза спросонья, когда, спрыгнув с подножки, очутились на куче гравия. Здание вокзала отсутствовало — это был всего-навсего полустанок. Они съехали на велосипедах с железнодорожной насыпи и, минуя какие-то незнакомые селения, направились в сторону леса.

В дорожной колее поблескивала темная болотистая вода. Бригадир отводил правое колено в сторону от поперечной рамы. Антек каждые десять оборотов отрывал от седла свой зад в рваных штанах. А вот как он сам ездит, Латтке не знает до сих пор. Да и о том, как ездят другие, он тоже толком ничего не может сказать. Состояние одурманенности не проходило. Даже когда они выбрались на поляну и Антек отправился на поиски старика. И тогда, когда, вернувшись, хлопнул шапкой по костлявому колену и прокаркал:

— Пирун близ Каттовитца! Ни кабачка, ни баб, но зато есть душ!