Избранная проза

Это Латтке ощутил в последующие ночи. В первую — состояние одурманенности не проходило. Ничто не смогло как следует встряхнуть его. Ни хрустевшая на зубах пыль от камней, ни болезненно отдававшиеся в мышцах удары. Ни буханье деревянных колодок. И даже пронзительный крик: «Ог-ня!», в который стеклодув вкладывает всю свою страсть, оставил его невозмутимым. Латтке пришел в себя лишь после смены. Следом за бригадиром и Антеком он прошел через двор в направлении котельной. Вдруг из-за дощатой перегородки донеслось злобное шипение. Латтке стало тяжело дышать от горячих водяных испарений. Его охватил ужас, когда в желтолицем крепыше, который с шумом возник из облака пара, он узнал бригадира, а в волосатом гноме, который под рассыпающейся струей что-то бурчал себе под нос, Антека. Он испугался и с этого момента уже точно знал, что с ним произошло. Какая-то таинственная сила вырвала его из привычного мира лаузицких деревень и лесов, перенеся от ворчливо заботливых дедушки и бабушки сюда, где было так холодно, хотя все бурлило, шипело, и неприятно пахло старым мылом, где босыми ногами ступаешь по скользким доскам, где живешь ожиданием того, что вот-вот на все махнешь рукой и ринешься под низвергающиеся потоки воды.

Вот тогда-то впервые он сбежал.

Бегство закончилось перед умывальником в кухне хозяйки, у которой он поселился. Она сидела за столом, положив левую забинтованную ногу на скамеечку. Она выжидала. Латтке окончательно проснулся. Он пристально разглядывал сбитые края мебели, лопнувшее зеркало в створке шкафа, вытоптанные и рассохшиеся половицы, пожелтевшую эмаль раковины, бледно-розовую, выцветшую нижнюю юбку хозяйки. Все это было знакомо ему с детства. А вот здесь, вдали от дома, он почувствовал, сколь отвратительна обстановка, в которой были вынуждены жить эти люди. Он охотно убежал бы еще дальше. Но хозяйка все выжидала. Латтке подумал, что она с кряхтеньем встанет и смахнет каменную крошку с его спины. И то, что он стал решительно натягивать на себя рубашку и свитер, тоже было бегством. Моясь, он ни разу не фыркнул, строго контролируя каждый свой жест. Он никак не мог дотянуться до одного места между лопатками, и тогда хозяйка, кажется, вскочила со стула и быстро потерла ему спину мочалкой. Латтке вспоминает это словно невзначай, ощущая, как к напряженной сосредоточенности его слушателей примешивается недоверие. Поэтому он воздерживается от каких-либо суждений, ограничившись общими фразами.

— Как бы то ни было, — говорит он, словно чувствуя на зубах пыль, — я дошел до точки.

О последующих попытках бегства речи пока не было. Плиты ни за что не хотели отпускать Латтке от себя. Шесть бесконечно долгих смен на самом краю ада научили Латтке понимать эхо, которым камень отвечал на его удары. И каждый раз наступал момент, когда иссякало упорное сопротивление бездушного камня. И тогда достаточно было хорошенько замахнуться, чтобы камень раскололся точно вдоль линии, как надо было Латтке.

Латтке научился использовать и перекуры. Он быстро съедал свой бутерброд и заползал в один из больших «карманов», предназначенных для просушки. Он спал до тех пор, пока его не будил хриплый голос бригадира. Душа он, как и прежде, старался избегать. С него достаточно было гусиной кожи по всему телу вплоть до подколенной ямки, когда, наклоняясь над умывальником, он ощущал на себе взгляд хозяйки.

Дневная смена началась с новых раздумий. Между тем каменщики выложили основание будущего цеха. Все, что валялось около фундамента, стеклодувы забросали много раз использованной и давно уже мертвой землей. В земляном полу зияли две шахтные пасти. Тот, кто наклонялся над ними и заглядывал внутрь, получал представление о проделанной работе. Почти к каждой плите приложил руку Латтке.

Но это не доставило ему удовлетворения. Он радовался, что удалось перекрыть устье шахтного ствола, и сновал теперь между Антеком и стариком. Иногда поглядывал на бригадира. Но тому было ни до кого. От злости Латтке дул на онемевшие кончики пальцев рук, стараясь избегать наглых взглядов подсобных рабочих. Теперь необходимо было возвести стену вокруг печи, чтобы она несколько лет выдержала температуру, необходимую для плавления. Каждый формовой камень нуждался в тщательной подгонке; хотя раствор наносился тонким слоем, он должен был надежно заполнять все пустоты. А внутренний диаметр кольца с возрастанием высоты будет утончаться, чтобы компенсировать последующее искривление свода. Перед лицом таких требований дрогнет любой самый опытный каменщик-высотник. Поэтому если старик не отказался от услуг Латтке, значит, приходится ему туго.