Избранная проза

— Что значит привычная обстановка? — спрашивает Латтке. Может сложиться впечатление, будто все устроилось. Будто все вернулось в свою колею. Но это было не так. Стоило только посмотреть на старика. Лицо его с каждым днем мрачнело. У него появились не только мешки под глазами, но и обвисли щеки. Кроме инвалида-каменщика, которому то и дело требовался передых, только он знал, как класть стекловаренную печь. Он сутками не снимал комбинезон. После нескольких часов сна он появлялся с красными, воспаленными глазами как в дневную, так и в ночную смену. Глухо покашливая и хрипло покряхтывая, он производил впечатление человека, который все более походил на собственную тень. Он никого больше не подгонял, даже тех, кто, уединившись, играл в карты. Он полагал, что своим примером вдохновляет даже самых неповоротливых. — Но не думайте, что я им восхищался, — говорит Латтке. — На такие чувства я был не способен.

Он действительно пребывал в постоянной тревоге, из-за чего никогда не высыпался, и постепенно утратил чувство времени. В иные дни ему было совершенно все равно — среда это или пятница. В газетах писали о войне в Корее, о Стокгольмском воззвании. Очередная новость дошла до Латтке… из печи. В один из этих дней мастерская наполнилась глухими ударами: происходило уплотнение последней подошвы печи. Другой день был целиком посвящен стойкам, которые они загоняли под потолочную опалубку. Ну, а весь третий день возились со сводом. Видимо, незадолго до окончания смены кто-то протянул Латтке бутылку, чтобы он выпил глоток. Таков был обычай после того, как уложен последний камень. Латтке передал бутылку по кругу — ему не хотелось пить сивуху. Где-то в глубине души он начал по-другому воспринимать время. Развязка была уже не за горами. Правда, еще предстояло подготовить площадки для последующего монтажа оборудования, а также сделать газовые каналы. Однако было видно, что работа приближается к завершению. Латтке приходит на память один эпизод «черного часа». Они сидели в «стеклянном кармане», вымазав спецовки о жидкость, вытекшую из швов стенки, и не чувствовали в себе силы даже подышать на закоченевшие руки. Только старик задумчиво потирал белую полоску кожи надо лбом. Он разглядывал лист бумаги, который по воле каких-то людей, спавших сейчас в своих берлинских постелях, назывался ПЛАН. Итак, ПЛАН. Бригадир брезгливо сплюнул в груду шлака. У каждой стройки свой закон. Когда это осознаешь, сроки определяются сами собой. Что знали об этом бюрократы? Малознакомое слово не давало покоя и Антеку. Он решил сострить.

— Как звать его по имени, твоего господина ПЛАНА?

— Не я его выдумал, — ответил старик на этот раз с непривычным раздражением.

— Лизбет, черт побери, — прокаркал Антек. — У него нет отца. Ну кто будет его содержать, когда он состарится?

Смеялся ли кто в ответ? Этого Латтке уже не помнит. Он помнит только резкий тон старика. Потом старик с грохотом поднялся по ступеням и уже в дверях сказал: пятница — последний день месяца.

— Пятница — двадцать второе декабря, — говорит Латтке. — Это дата мне врезалась в память. Отныне я решил снова считать свои деньки-денечки.

Еще несколько ночей они корпели над газовыми каналами. А потом пришлось еще повозиться с распределительным щитом. Стеклодувы снова закапывали траншею и выравнивали двор, мерно взмахивая лопатами. И тут бригадир воткнул мастерок в песок.

— Ну, вот и все, — произнес он.

Антек попытался выпрямиться и выругался. Но в его словах звучала радость. Выпрямившись, Латтке швырнул кирпич, который держал в руках. Теперь он твердо решил. Он рискнет еще раз. Чтобы после всех этих ужасов сказать в кругу друзей: никакого кабачка, никаких баб, зато только душ!

На пути в котельную им встретился старик. Он оставил их без внимания, на этот раз ничего не поручив им сделать. Вместе со старшим плавильщиком он тащил в направлении печи длинную стальную вилку. Чуть поодаль какой-то парень нес пучок древесной шерсти. Светало.

— Нет, — говорит Латтке. — Я и понятия не имел. Только потом разобрался. Что я сегодня знаю — это куда меньше, чем должен знать специалист. Генераторный газ в определенной пропорции смешивают с воздухом. По газопроводу его подают в печь, там он выходит из отверстий горелки и поджигается. Для этого трое и направлялись туда. Дело было на рассвете в пятницу накануне рождества. Вскоре после того, как мы уложили последний камень. Чтобы не разошлись швы, только что сложенную печь нужно было нагревать постепенно, не торопясь. Но уже второго января стеклоплавильные печи пройдут испытания и будет произведена первая плавка. Так предусматривалось планом.

— Как уже говорилось, — замечает Латтке, — главное — это смесь. Если бы тогда, кто-нибудь попытался мне это объяснить, я повернулся бы к нему спиной. Какое мне до всего этого дело? Я ведь по профессии плотник. Пусть что хотят, то и делают со своей печью. Меня это не касается.