Пять лет назад царь Филипп неожиданно завёл разговор с сыном о предках — Персее* и Геракле. При этом сообщил, что эти герои посещали храм в Сиве, где вопрошали у Амона предсказания о своих судьбах. Получив его покровительство, герои совершали подвиги, а после смерти стали божествами.
Александр, став царём, тоже услышал от матери имя Амона. В день, когда он уходил на войну с Персией.
— Сын мой, — сказала он, необычно опустив глаза, словно от стыда, — я обязана раскрыть таинство твоего рождения.
Он замер в напряжении.
— Филипп тебе не отец.
Олимпиада схватила его за руку, прижала к губам, заглядывая в широко раскрытые от удивления глаза.
— Не спеши осуждать мать в том, в чём она не виновна! — От волнения на шее у неё пошли красные пятна. — Не могу тебе всего объяснить, я сама до конца не уверена, но в ночь свадьбы я заснула, и ко мне явился Зевс. Он сказал: «Ты понесёшь в чреве моего сына!»
Мать рассказала, что в ту ночь над Пеллой промчался ураган, пролился сильнейший дождь, гремел гром и сверкали молнии. Она спала, и ей показалось, что одна из молний ударила в низ живота; в теле разгорелся жар. Утром халдей Нектанаб, царский прорицатель, подтвердил знамение, сказал, что бог египтян Амон, для эллинов — Зевс, поручил ему сообщить его волю. Бог избрал жену царя Филиппа своей возлюбленной.
— Моя мать поверила в бредовое пророчество чужеземного халдея?
— Сын мой, не кощунствуй! Сам спросишь у Амона!
На другой день Александр прощался с Антипатром, которого оставлял в Македонии. Без обиняков задал советнику вопрос:
— Филипп мне отец?
— Я бы никогда не решился сказать тебе правду, но царю обязан отвечать как есть, — отозвался Антипатр. — У Филиппа появились сомнения. Сразу после твоего рождения он вдруг спросил, похож ли ты на него. Через несколько лет Филипп опять спросил меня о том же. Но тогда он не жил с твоей матерью, и его вопрос я воспринял естественно. Он колебался, признавать ли тебя наследником вместо старшего сына, Арридея.
Антипатр замолчал, припоминая события двадцатилетней давности, затем воодушевился:
— Признаться, в твоём появлении на свет действительно немало странных совпадений и таинственных знаков. В день свадьбы Филиппа с Олимпиадой произошли странности, обсуждаемые во всей Македонии. Среди хорошей погоды над дворцом разразилась гроза; молния ударила в крышу дворца, как раз над супружеской спальней. Разве не чудо?
— А что говорил отец?
— Больше о тебе не спрашивал. Тебя любил, хотя сердился за твою выходку на его свадьбе с Клеопатрой.
Советник вдруг обнял его, по-отцовски прижал к груди.
— Александр, от какого семени ты зачат, тебе и никому, кроме бога, неведомо. Но если ты не сын Филиппа, только тебе решать, как с этим дальше поступить.
Во время осады Тира Дарий направил к Александру посланника со вторым письмом. На этот раз осторожничал в выражениях: называл царём. Предлагал выкуп в тридцать тысяч талантов, просил вернуть мать, жену и одну из двух дочерей. Писал: «На другой дочери женись, в приданое отдам земли от Евфрата до Эгейского моря. Сына моего оставь в заложниках мира и верности. Если между нами не будет ненависти, к чему нам воевать друг против друга? А если ты не согласен, подумай, прежде чем желать чего-то ещё. Легче что-нибудь завоевать, чем удержать… Огромная власть таит в себе опасности: корабли, превышающие умеренный ход, не поддаются управлению»…
В чём-то прав оказался Дарий, когда говорил, что трудно управлять огромными владениями; вот он и потерял значительную часть.
— Какое решение мне принять, друзья мои? — обратился Александр к военачальникам, когда зачитал послание. В шатре повисло молчание. Никто не решался сказать первое слово. Опытный Парменион принял удар на себя:
— Отпусти родных Дария и всех знатных персов за выкуп; только чтобы сумма устроила. Одна их охрана дорого обходится. А содержание? Им ни в чём не отказывают! Зачем тебе они? Дарий предлагает не только выкуп, ещё желает поделиться с тобой властью над Персией. Чего лучшего нам ожидать? Пора подумать о возвращении в Македонию. Нас заждались там. На мой взгляд, продолжать войну с Дарием бесполезно. Земли, что к тебе отошли, хватает, чтобы быть довольным. А если продолжать войну, завоёвывать ещё и ещё остальные земли, не будем знать, когда этому наступит конец и как в дальнейшем эти земли удержать. Если бы я был Александром, принял бы предложение Дария.
Парменион не заметил, как помрачнел царь, поэтому неожиданно для себя услышал резкие слова:
— Будь я на месте Пармениона, тоже бы так поступил!
Сделав паузу, Александр негодующе воскликнул:
— Неужели ты не понял, что Дарий не просит, а требует отдать ему мать, жену и детей! За всех готов выложить тридцать тысяч талантов! Он бесцеремонно даёт совет, чтобы я довольствовался тем, что уже имею, отступился от того, что ещё могу обрести! Он смеет говорить мне, что только тогда он примет за союзника и друга!
Александр перевёл дух и обратился к участникам Совета: