Состояние экстаза, должно быть, позволяет шаману сосредоточить внимание на тех сигналах органов чувств, которые обычно проходят мимо сознания. Такое объяснение делает понятным странную, казалось бы, способность шаманов находить потерявшихся где-то далеко от жилья людей и животных.
Об этом умении шаманов сообщали многие авторы, но вкратце, вскользь. Пожалуй, лишь А. А. Попов записал достаточно подробный рассказ о случае, когда шаман (уже известный нам Дюхаде) нашел заблудившегося в тундре соплеменника. Нганасаны рассказали А. А. Попову, что перед самым его приездом в сильную пургу потерялся человек. Родственники прождали две недели и лишь после этого стали требовать, чтобы Дюхаде отправился на поиски. Дюхаде упирался, но после долгих уговоров сказал: „Я видел во сне, как будто потерявшийся еще жив. Ладно уж, так и быть, пошаманю как-нибудь… Постараюсь найти его. Приготовьте мне трех оленей”. Он шаманил в течение трех суток. Это было необычное камлание. Он не стучал в бубен в чуме, а бродил по тундре. За ним следовали два человека на оленях, запряженных в нарты. Сам Дюхаде рассказывал: „Я надел на себя только один шаманский костюм на голое тело, заставил завязать себе глаза и проходил по тундре три дня и три ночи… Стебли поблекших трав и кусты около моего чума ничего не знали и не могли мне ничего сказать про заблудившегося. Наконец, я спросил у (духа) хозяина речки, и он на третий день указал мне, и я наткнулся на совершенно обледенелого человека. Он еще был жив, мои спутники как можно скорее увезли его в чум”. Нечувствительность шамана к холоду указывает нам, что он находился в состоянии экстаза: „Хотя на мне была только одна шаманская парка, надетая на голое тело, я, однако, не поморозился, только сильно продрог, да и то почувствовал это, приехав к себе в чум”.
Эта способность шамана находить вещи и распознавать воров изумляла как соплеменников шамана, так и посторонних наблюдателей. А. А. Попов видел сам, как Дюхаде узнавал, кто из присутствующих спрятал за пазуху необходимые для священнодействия ритуальные предметы. „Через некоторое время шаман входит в чум, садится на свое место, несколько раз ударяет в бубен и слушает, прикладывая ухо к коже бубна. Затем встает с места и, наклонившись, начинает обнюхивать, совсем по-собачьи, следы”. Выслеживание привело шамана к цели. Встав перед человеком, спрятавшим ритуальный предмет и глядя на него в упор, Дюхаде триады ударил в бубен.
Нам нет нужды подозревать здесь обман со стороны шамана. Человек, который прячет от шамана предмет и знает, что подвергнется проверке, как правило, испытывает волнение. Учащаются удары сердца, меняется выражение глаз. Могу добавить, что я испытал все это сам, играя в захватывающую туркменскую игру „кольцо”. Суть ее такова. Играющие делятся на две партии. Ведущий одной партии незаметно вкладывает в руки кого-либо из своих людей небольшой предмет (не обязательно кольцо, можно перочинный нож и т. п.). Другая партия должна найти, у кого предмет. Эта игра — состязание в наблюдательности и в умении владеть собой. Она основана на той закономерности, что человек, которому вручен предмет, охвачен внезапным возбуждением. (Я поразился своему собственному волнению, когда ощутил в своей руке переданный ведущим нож.) Опытный игрок, регулируя дыхание, может скрыть свое волнение. Но наблюдательного противника трудно провести. Обычно вглядываются в „жилку” на шее — убыстренная пульсация выдает волнение. Но могут и внимательно изучать лицо игрока, прежде всего его глаза.
Думается, что умение шамана обнаруживать спрятанную вещь или находить „нюхом” воров объясняется его способностью почувствовать какие-то особенности в состоянии другого человека. Для этого, видимо, необязателен экстаз, но экстаз помогает сосредоточиться на ощущениях. Быть может, шаманы благодаря этому могли в некоторых случаях почувствовать состояние больного, понять, возможно ли выздоровление. Подчеркнем еще раз, что многие „чудеса” или „трюки” шамана основаны на усиленной экстазом обостренной восприимчивости органов чувств.
Сами шаманы, естественно, думали иначе. Уловленные сознанием ощущения представали в традиционных образах, пронизывавших все миропонимание шамана. Сигналы органов чувств воспринимались как голоса духов, животных, растений. Дюхаде, как мы помним, верил, что дух-кузнец вынул его глаза и вставил другие.
„Я и сам не знаю, где находятся эти вставленные глаза, думаю, под кожей. Когда камлаю, я ничего не вижу настоящими своими глазами, вижу теми, вставленными. Когда меня заставляют искать какую-либо потерянную вещь, завязывают мои настоящие глаза, и я вижу другими глазами гораздо лучше и острее, чем настоящими”. Дух также „просверлил ему уши” и дал способность понимать „разговоры растений”.