Избранное

В шесть лет он написал стихи про осень.
А было лето. Он был поражен,
Впервые ощутив порыв поэта
И первых рифм двукратный перезвон.
Потом он написал, что рябь ручья
Подобна крупной терке. И еще
Две строчки: «Я хотел бы стать природой,
Быть птицей, яблонею или снегом».
Потом в семь лет: «Я не могу не быть».
Он был довольно хлипок, большеглаз
И лопоух. Не избегал проказ.
Но постоянно мучила ангина.
Тогда в постель укладывали сына
Родители. И это он любил.
В ушах его жужжало и шумело,
Кровать его взлетала и летела.
Он сочинял: «Разбойничий фрегат
Летит по небу, весел и пернат».
Болея, прочитал десятки книг.
Любил халву. И странный вел дневник.
Родители, конечно, понимали,
Что сын их гений. И ему внимали.
Перепечатывали каждый стих.
Показывали людям. Что взять с них!
Друзей он не имел, поскольку сильно
Опережал ровесников.
В двенадцать
Влюбился страстно. Но его предмет
Был старше ровно на двенадцать лет.
Он ей писал: «Я буду плакать дико,
Когда тебя утрачу, Эвридика!»
Ей был смешон невинный мизантроп,
Но поощрен был поцелуем в лоб…
Он числился при Доме пионеров
В литературной студии «Ромашка».
Руководитель студии, бедняжка,
Был сам поэт. И не любил талантов.
Ему был нужен заурядный фон.
К тому ж обиду затаил писака,
Поскольку мальчик про него сказал:
«Мне стыдно было бы писать, как он».
Итак, отсутствием успехов внешних
Уравновешивалось восхищенье
Знакомых и родителей.
Но вдруг
В их городок примчалась из столицы
Ваятельница Голубых Чудес,
Имевшая в большой газете вес.
Стихи ребенка даму покорили,
В восторженно-сентиментальном тоне
Оттопала она на ремингтоне
Статью, где объявлялся новый гений.
(А нас давно уверила печать,
Что в гении возможно назначать.)
Подборку напечатали в газете.
И тут о мальчике заговорили.
(У нас когда уже заговорят,
То в говорении не знают меры.)
Прославилась «Ромашка». Всю семью
Сто раз отобразили в интервью.
Уж малолетка прочили в Гомеры.
Откликнулись на это пионеры,
Водители такси, пенсионеры,
Учителя, артисты, инженеры
И прочие любители стихов…
Один поэт, довольно знаменитый,
Почуяв славы душный запашок,
О малолетке написал стишок.
Семья цвела. Его боготворили.
И даже в школе был он полубог.
Он стал заносчив, то есть одинок.
А как стихи? Да так. Он их писал,
Уже не ожидая вдохновенья.
Взрослел. Но стих его не повзрослел.
Тогда он начал нажимать на тему.
И строки шли уже натужно, вяло,
Неискренне — дыханья не хватало.
Он был еще хвалим, но постепенно
К нему утрачивали интерес.
Он стал угрюм и зол. Забросил книги.
Родители шептали про интриги,
Про зависть в литераторских кругах.
А он остановился и зачах.
Ему обрыдла жизнь. Живя во мгле,
Порой он горло примерял к петле…
Вы скажете, его убила слава.
Не думаю. Ее шипучий хмель
Бодрит и возбуждает вдохновенье.
Нет, он упал, как недозрелый плод.
Поэты совершаются в семнадцать —
Чуть раньше или позже. А в ребенке
Вдруг возникает образ, звук, число.
Поэзия — душевный опыт в слове.
И в ней метафоры — остаток детства.
Лишь на заре людского разуменья
Основою был образ, а не мысль.
Дитя-поэт — виденье давних эр.
Ожившее дитя палеолита,
Смятенное среди иного быта,
Поскольку вспомнило то, что забыто —
Язык природы и небесных сфер.
Им надо много сил, чтобы прийти
Оттуда к нам. И сохранить при этом
Начальное, услышанное там.
А мы поспешно поселяем их
У нас. И кормим их своим сюжетом,
Который так неудобоварим.
Но наши страсти непосильны им…
Поэты начинаются тогда,
Когда их, словно на тугом батуте,
Подбрасывает время. Сколько нужно,
Чтобы при этом не сломать костей!..
Родители невиданных детей,
С ребенком обращайтесь осторожно!
Ужасен стиль восторженных статей.
Не верьте им. Их содержанье ложно.
Храните тех, кто обретает речь!..
А, впрочем, вундеркиндов можно сечь…