Избранное

Еще одно замечание. Герои пьесы одеты в свою обычную, будничную одежду. Их нельзя наряжать ни в какие эффектные костюмы или яркие платья. Оформление спектакля не имеет значения. Как можно меньше красок и эффектов.

В открытые двери торопливо или медленно входят и выходят разные люди. Иногда слышны обрывки разговоров. Кто-то останавливается, кто-то читает газеты. Создается впечатление, будто комнату героя пересекает улица. Кое-кто из прохожих с минуту прислушивается к разговорам в комнате героя, иногда вставляет реплику, затем идет дальше. Спектакль играется от начала до конца без перерыва.

Г е р о й (лежит, заложив руки под голову. Вытягивает руку. Держит ее перед глазами). Вот моя рука. Я двигаю рукой. Моя рука. (Шевелит пальцами.) Мои пальцы. Моя живая рука так послушна. Она делает все, что я пожелаю. (Отворачивается к стене. Может быть, засыпает.)

Входят  р о д и т е л и  Героя. Они озабочены. Отец посматривает на часы.

М а т ь. Не держи руки под одеялом, это некрасиво и вредно.

О т е ц. Что из него выйдет, если он будет столько валяться. Вставай, парень!

М а т ь. Ему сорок лет, а он всего лишь администратор оперетты.

О т е ц. Уверяю тебя, что он гадко играет под одеялом. Сам с собой.

М а т ь. Глупости! Да там еще кто-то под одеялом. Кажется, женщина.

О т е ц. С ума сошла! Семилетний мальчик… Он вчера утащил у меня злотый… Шкуру с него спущу! Да еще весь сахар из сахарницы пожирает.

М а т ь. Но ведь у него заседание! Доклад и содоклад!

О т е ц. Украсть у меня злотый! Ну, скажи он: «Папа, прошу тебя, дай мне злотый, я хочу себе что-то купить», я бы ему сам дал. А так… Он должен быть наказан!

М а т ь. Тише. Он же спит.

О т е ц. И в кого он пошел?

Входит  Х о р  с т а р ц е в. Их трое. На них довольно поношенные мятые костюмы. Один из старцев в шляпе. Все трое садятся у стены на складные стульчики, которые принесли с собой. Двигаются старцы нерасторопно, зато текст произносят очень четко, звучно, юношескими голосами, без излишней мимики.

Хор старцев использует паузы, во время которых поучает, предостерегает, одобряет.

Х о р  с т а р ц е в.

Кто в младенчестве гидру задушит,
Подрастет — взнуздает кентавров,
Изведет из Тартара души,
Удостоится вечных лавров[17]

.

О т е ц (наклоняется над кроватью, двумя пальцами берет Героя за ухо, тянет его). Не притворяйся, ты уже не спишь. Встань, когда с тобой разговаривает отец!

Г е р о й. Стой! Стой! Кто идет? Стой, стрелять буду! Хальт!

М а т ь. Во сне говорит. Ах, эта ужасная война.

О т е ц. Я хочу с тобой поговорить, балбес.

Г е р о й (садится на кровати). Я слушаю.

О т е ц. Ты почему съел сахар из сахарницы?

Г е р о й. Это Владек.

О т е ц. Не ври, расскажи все, как было, по порядку.

Г е р о й. Я не мог удержаться, папочка. Это дьявол соблазнил меня, папочка!

О т е ц. Если бы ты сказал: «Папочка, можно сахару…»

Г е р о й. А вы, папочка, в носу ковыряли, я видел…

О т е ц. Выродок! Что из тебя выйдет? Бог свидетель!..

М а т ь. Как ты смеешь так с отцом… Не узнаю тебя, дитя мое.

Ж е н с к и й  г о л о с  и з - п о д  о д е я л а. Пан директор, пора на заседание.

Г е р о й. Я понял спустя тридцать лет всю глубину своей, а точнее, моей вины. Папочка. Мамочка. Да, это я съел колбасу в страстную пятницу пятнадцатого апреля 1926 года. Я стыжусь своего поступка. Съесть колбасу я задумал намного раньше, вместе с Ясем и Павликом. Моему низкому поступку, дорогой папочка, нет оправдания. Я съел колбасу из чревоугодия. Я не был голоден. Благодаря твоей заботе, папочка, у меня в детстве было досыта хлеба. Я часто получал деньги и на конфеты. Несмотря на это, я согрешил.

М а т ь. Но отец спрашивает тебя про сахар, а не про колбасу.