Избранное

Д е д у ш к а. Разве ты не заметил, что мы живем в беспрецедентные времена?

Отец закрывает лицо руками.

Здислав…

Отец молчит.

Здислав.

О т е ц. Я слушаю.

Д е д у ш к а. Здислав, я чувствую, что во мне… (через мгновение) что во мне снова что-то дрогнуло.

О т е ц. Что?

Д е д у ш к а. Откуда я знаю, что?

1961

Перевод В. Борисова.

ПРОЗА {76}

СЫНОВЬЯ {77}

Домик, где жил Виктор, стоял на шоссе Клобуцк — Велунь. В ясную погоду издалека виден был позолоченный шар с непременной вороной на монастырской звоннице. Звонница за много километров до въезда в город являлась глазам путников. Когда-то болтавшая всеми языками своих бесчисленных колоколов, теперь она давно молчала; темная железная игла, торчащая в переменчивых небесах…

Вокруг дома был сад, который без всякого толку разводили родители Виктора. Забор, когда-то прочный, теперь был разобран и разворован на топливо. За садом находились поля. Горизонт завершался волнистой, туманной линией холмов, как будто покрытых лесом. Беленый домишко, похожий на все другие дома в их пригороде, не содержал в себе никакой тайны, ничего необычного, в нем жизнь протекала так же, как в других домишках, где жили поляки.

С того дня, когда младший брат Виктора Генрик был похоронен на кладбище в километре от дома, прошло три месяца. В доме не говорили об умершем. В шкафу осталась от него одна ношеная куртка, остались туфли со стесанными каблуками, покрывшиеся уже плесенью, остались также два потертых бесцветных галстука. На столе все еще лежали толстые потрепанные и разрисованные тетради, полные записей; Генрик готовился сдавать за неполную среднюю школу.

Виктор до сего дня не рассказал родителям, как в действительности обстояло дело со смертью брата. Может быть, он не решится на это никогда.

Добивали его, лежачего, выстрелом в упор, почти приставив дуло к голове. Пуля раскроила череп и выбросила мозг. Уже в мертвецкой Виктор скатал из газет большой ком и с его помощью заполнил пустоту черепа. Он это сделал, чтобы как-то придать выпуклость и человеческий вид тому, что осталось от лица. Поздней он занялся с ребятами устройством похорон. Все это время родителей не было в доме. Отец уже какую неделю копал противотанковые рвы и окопы где-то за Щекочинами, а мать уехала в деревню за продуктами к знакомым.

Когда мать вернулась домой, все было уже кончено и сделано. Виктор должен был еще рассказывать матери, как выглядела смерть ее младшего ребенка. Он рассказал сухо, ясно и до жестокости кратко.

Однажды Виктор сидел у окна и смотрел на шоссе. В город ходить было нельзя уже давно. На каждой улице проверяли документы, чуть ли не через день устраивались облавы. Осужденный на бездействие, он наблюдал за движением на шоссе. Движение было небольшое. За день проезжало чуть больше десятка крестьянских телег, иногда ехали сломя голову дрожки, набитые пьяными парнями из близлежащей деревни, иногда мчались крытые брезентом грузовики жандармерии…

Это было узкое шоссе второй категории, замощенное щебнем. Двум ездокам не разминуться.