Избранное

— Неохота, — подавляя зевок, ответила она. Потом наклонилась, стала собирать щепки. Мишка помогал ей. Не меняя позы, пододвигал щепки ногой. Ванька глянул на ее мускулистые красивые ноги. «Да нет, — вздохнул он. — Куда тут?» Мурашова почувствовала взгляд, обожгла его снизу быстрыми, чуть насмешливыми глазами — золотинки в уголках ее коричневых глаз так и зарделись, погасая. Выпрямилась. Поправила выпавшую из-под косынки прядь волос. Еще раз посмотрела на Ваньку. На ее губах блуждала тихая улыбка — у Ваньки затеплилось все и запрыгало… Холодная волна, обжигая все, хлынула к сердцу. И сердце забарабанило вслух.

— Давай помогу? — приставал Мишка.

— Отстань… сама.

А Ванькин топор попадал не туда куда надо.

— Ну дак как? — не отставал Мишка. — «Задорную» или «Полуночную» оторвем? Сегодня суббота, кажись?

— Ногами сначала двигать научись.

— Да вроде умеем…

— Не хвались… паровоз.

Ребята захохотали.

— Ничего себе, — хохотал и сам Мишка, — толчки!

«А со мною она никогда так не разговаривает… вот с другими и шутит, и смеется, а тут… да и ребята… вон Мишка, он хоть к какой подойдет: и сказать знает что, и танцевать пригласит. А тут слова не выговоришь. — Расстройство с маленькой обидой на себя защекотало под ложечкой. — Да что об этом думать? Эти дела сами собой решаются, опять же от них все зависит. Думай не думай — только себя травишь. Поглядывать на меня будет, а выйдет за Мишку… Старая сказка… эх!» Уголок Ванькиного глаза повлажнел.

Грустную долю выбрала ему судьба в этом деле. Хуже некуда.

Уже когда на тракторе прицепщиком работал — четвертый класс как раз бросил, — по ночам снилась соседка, шустрая, быстроглазая, краснощекая девчонка. Она нравилась Петру, лучшему Ванькиному дружку. Петро красивее Ваньки был — чуб у него так и вился, — смелее, ловкий такой. Отчаянный, в общем. Петра боялись ребята, даже которые и постарше. И Ванька ничего поделать с собою не мог. Провожали ее вместе, потом Петька оставался стоять у калитки.

Так и росли. Но у Ваньки не было к Петру ни зависти, ни злобы. Наоборот даже, в драках — Петька то и дело задирался с кем-нибудь — ему приятно было стоять за товарища. В кровь иногда колупались…

В армию их провожала. Она, конечно, догадывалась обо всем и жалела Ваньку, да что толку из ее жалости? Не надо никаких жалостей.

После армии она вышла замуж за Петра…

— Давай поддам, что ли? — донесся Мишкин голос.

— Не подлизывайся.

Было слышно, как хряснули щепки в ее мешке. «И здесь то же самое получится. — Ванька как отвернулся, так ни разу и не глянул в ее сторону. — Нет уж… покедова…»

— Сильна баба, — сказал Мишка, когда она ушла.

— Не знаю. — Ванька принялся тесать бревно.

— Закурим? — Мишка достал папиросы.

— Давай. «Думай не думай…»

Но не думать о ней он не мог. Стал нарочито медленно, чтобы продлить время, разминать предложенную Мишкой папиросу. Перед глазами так и стоял ее взгляд, плавный жест, когда она волосы поправляла.

Вечерело уже. Похолодало. Запахи от речки усилились. Солнышко нижним краем позолотило леденистые вершины гор. Стук топоров и голоса отдавались гулче. Ванькина душа, как лодка, колыхалась в волнах воспоминаний. Куприяново… мать… Петро… трактор, лемеха плуга, под которые он чуть не угодил сонный, — в ночную смену дело было… ох как чиркнуло по ребрам… И опять плавный жест, выпавшая прядь волос из-под платка, тихий взгляд.

— Ну, на сегодня, кажись, хватит, — сказал Мишка. — Заканчивай, Ваня.

— Да я бы еще поработал.

— Да брось ты, — сказал Мишка, втыкая топор в бревно под навесом, — не волк, в лес не убежит.

— Это конечно.

Ребята между тем с еще большей лихостью, чем Мишка, бросали топоры, собирали на разостланные телогрейки щепки. Кое-кто развернул мешки. Ванька тщательно вытер — хоть и вытирать было нечего — лезвие топора, кинул его на плечо. Бородка, пробив телогрейку, больно кольнула лопатку.

— А это зачем? — удивился Мишка.

— С собой возьму.

— И куркуль же ты, Ваня.

— Ну и пусть.

Дорогу домой после работы Ванька всегда любил, хоть она и недолга. Идешь немного усталый, расслабленный. Дышишь. Смотришь на тропинку… вот и ковчег. Там ужин, теплый кукуль. Можно в кино или на гулянку. Если суббота, можно спать сколько угодно.

А сейчас его не радовало ни воскресенье впереди, ни хорошая погода. Так что-то…

Ребята же валили оживленной толпой: кто на рыбалку собирался, кто в клуб. Обсуждали тридцать процентов, что за коровник Василь Василич накинул, — уж больно быстро они махнули этот коровник. Мишка же вообще браво вышагивал, так это вколачивал каблуки в сыроватую тропинку. Телогрейка на нем на одном плече, фуражка набекрень.

«В клуб навострился, — подумал о нем Ванька, — орел». Впрочем, Мишку другие думы обуревали. Два дня назад, когда сдавали коровник, Василь Василич подозвал Геннадия:

— Подберите толкового парня на должность бригадира. В дальнейшем на учебу пошлем, своих специалистов готовить будем.

— Есть у меня на примете такой, — сказал Геннадий, — грамотный, в прошлом на руководящей должности работал.

— Пусть они сами выберут. Это надежнее.