Избранное

— Ничего. Господин товарищ из коммунистов желает дать Окешелу мешок муки.

— Вот этот? — произнесла женщина. — Ему самому нечего водой запивать, а он еще другим раздает.

Пэуникэ отошел от изгороди. Во дворе он увидел, что Окешел несет жену из повозки в дом. Они решили сперва приготовить мамалыгу и поесть. Младшие братья взирали на Оприкэ, который еще всхлипывал, точно на самого господа бога. Пэуникэ ушел, чтобы не напрашиваться на мамалыгу.

На другое утро, раньше, чем Окешел с женой уехал в больницу, Лику, самый младший из детей, был пойман Кэмуем на краже торбы с лошадиным кормом и отчаянно избит. Лику ревел, надеясь тоже получить решето с мукой, но на этот раз муки не дали.

6

Петухи по утрам уже никого не будили. Люди просыпались сами, петухи разучились петь. Можно еще найти двух-трех таких облезлых, что жалко глядеть на их поредевшие, опаленные перья. «Словно их ощипали заживо, куда им теперь петь по утрам?» — задавался вопросом Ион Большой, разглядывая единственного петуха, еще оставшегося у него во дворе. Один петух на четверых ребят — они только еще голоднее станут, не стоит сворачивать ему шею.

— Ион! — крикнули с улицы.

— Кто там?

— Это я, Ангелаке. Поди сюда!

Ион вышел к воротам и увидел Ангелаке Кэмуя, державшего лошадей под уздцы. В повозке, рядом с полнехонькими мешками, сидела Зорина.

— Что стряслось, Ангелаке, с чего это вы так рано?

— Продаешь свой погон? А то я дальше еду, — отозвалась ему Зорина. — Некогда, нас другие ждут.

— Да не знаю…

— А кто же знает, твой покойный папаша? — насмешливо сказала Зорина. — Открывай-ка ворота, ведь все равно продашь. Не дурак же ты, чтоб кожу детей своих на солнце сушить? Ангелаке, открой сам ворота, потому что Ион уже не очень на мужика похож.

Ангелаке отворил ворота, не дожидаясь согласия Иона, и Зорина остановила повозку перед домом. Спрыгнула с мешков на землю, зажав под мышкой толстую тетрадь в зеленой обложке, в которой она записывала химическим карандашом сделки, открыла ее на известном ей месте и сказала Иону, чтоб он поставил свое имя. Она записала покупку еще у себя дома, и владельцу оставалось лишь подписаться или приложить палец. Кэмуй с женой с утра объезжали дом за домом и в каждом покупали погон земли, оставляли хозяину мешок кукурузы и ехали дальше, торопясь покончить с делами, пока не стало слишком жарко.

— Подпишись, — сказала Зорина, подавая Иону смоченный слюной карандаш. — Вот здесь, — показала она. — Ангелаке, чего ждешь, возьми мешок и отнеси ему в сени.

Ион подписался, а Зорина, пока ее муж относил мешок в сени, со смехом прижалась к Иону, заглянула ему в глаза и опять засмеялась. Ион был высокий, в плечах — косая сажень. Он исхудал, но меньше не сделался. Возвращаясь, Ангелаке увидел, как они прильнули друг к другу, и кашлянул, но ничего не сказал. Нахмурившись, он взял лошадей под уздцы. Он не любил затевать ссору в чужом дворе, тем более у Иона. Но ему стало досадно, что он отнес Иону в сени мешок.

— Если еще что-нибудь будешь продавать, скажи нам, — говорила Зорина, следуя за Кэмуем. — Только скорей, пока у нас еще кое-что есть, а то кончится, и тогда — аминь. Подумай о зиме, сейчас еще перебиваешься из кулька в рогожку, ешь траву без мамалыги, а зимой что станешь жевать? Земля ничего не родит, точно старая баба. А на вас жиру столько, сколько на жерди, словно из больницы вышли, да и все село будто только сейчас из больницы.

— Все село словно больница, — засмеялся с улицы обрадованный словами жены Ангелаке.

И они отправились дальше, к другому дому. Перед тем как постучать в ворота, Зорина напустилась на Кэмуя с упреками:

— Видел? Почему же ты на него не бросился? Почему, несчастный? Он твою жену лапает, просит встретиться с ним ночью, а ты молчишь, прикидываешься, будто не видишь, не слышишь!

— Ругаться мне с ним, что ли? Он тогда больше ничего не продаст.

— А обо мне ты подумал, раскоряка чертов, подумал, что на смех меня подымут, раз ты позволяешь всякому оборванцу меня лапать? Хочешь, чтоб я им чем-нибудь в башку запустила, пусть я с ними поругаюсь, а не ты?

— Да ладно, хватит, ничего с тобой не стало, — попытался умиротворить ее муж.

— Не стало потому, что нельзя было, ты ведь тут же вернулся. Да если бы и стало, ты смолчал бы, тебе бы только ко мне придираться. Подлец, чтоб тебе сгинуть, — сказала Зорина с притворным плачем.

— Замолчи, баба, мне сейчас не до твоих выдумок. Не вой да слезай-ка с повозки, а то застигнет нас жара на дороге.

— Ладно, слезу, — ответила несколько разочарованная Зорина. Провалился ее план. Кэмуй не взъелся на Иона Большого, не закричал на него, не поссорился. Он боялся Иона.