Избранное

Сам не знаю, зачем пишу эти заметки. Может, чтобы заняться чем-нибудь: раз уж не с кем поговорить по душам, по крайней мере, буду строчить. Ну, а еще, когда пишу, думаю о знакомых и друзьях, которые за границей. И кажется, будто пишу им письма. Скорее всего, Енё Лангу — он в Буэнос-Айресе или Андору Веру. Могу представить, как они ужасаются, читая о Венгрии. Мне словно хочется отчитаться перед ними в том, что такое осада. Они, по-моему, сильно преувеличивают наш страх, однако не в силах понять всех ужасов нашей действительности. Те, кого не постигла беда, кто не потерял близких, легче переносят невзгоды. Но вот чего мои славные друзья там, вдалеке, даже представить себе не могут, так это масштабов человеческой глупости, неистовствующей сейчас в нашем городе.

Вечером, в той части убежища, где мастерская, была большая попойка. По всегдашнему своему обыкновению господин Т. прибыл из города пьяным. Перед выходом из подвала ему всегда необходимо подзарядиться для храбрости. Но пьяный он симпатичный. Придя домой, он продолжал пить, искал собутыльников, пел, шутил. Вся компания пела. Господин Т. весьма искусно декламировал стихи и монологи. У меня было плохое настроение, я наблюдал за весельем издали. Мне было грустно. Потому что дом 28 по улице Надьмезе пострадал от бомбежки, а в нем моя книжная лавка. Дом этот трехэтажный, бомба ударила в крышу со стороны улицы. На фасаде зияла большая клинообразная трещина, конец клина приходится как раз на мой магазин. Снаружи незаметно, что лавка повреждена. Вчера днем я осматривал повреждения. Вышел на улицу Надьмезе, но осмелился дойти только до проспекта Андраши, потому что в небе все время кружили самолеты.

У стены соседнего дома уже неделю валяется труп. Люди рассказывают, что в других местах тоже есть трупы. Это труп мужчины, еврея. Говорят, он жил в гостинице по соседству с нами, звезду не носил, документы у него были фальшивыми, прятался, конечно. Нилашисты[46] устроили облаву в районе, слух о ней дошел до гостиницы, скрывавшийся там мужчина выскользнул из дома. В темень, холод, без надежды на приют. Он постучал в ворота дома напротив, они не открылись. Стучал и в наши ворота. Некоторые слышали стук, но ворота не отперли. Не знали, кто стучит, чего хочет, да и принять гонимого еврея было опасно для жизни. К нам на улицу завернула машина с нилашистами, они заметили еврея, один из преследователей спрыгнул с машины и выстрелил в него с близкого расстояния. У левого уха убитого виднелись две маленькие дырочки с алыми краями. Из ран вытекло много крови. Плечи мужчины были в крови, а так как он скрючился, кровь с плечей стекла на грудь, на колени, оттуда на тротуар. Из свернувшейся, замерзшей крови на тротуаре образовалась лужа с бахромчатыми краями. Замерзшая кровяная лепешка лежала и на коленях трупа. Лицо его было усталым, какая-то горечь ощущалась в нем. Мертвец вроде бы съеживался с каждым днем, а может, это только казалось. Голова его склонилась направо, будто отдыхала на плече, потрепанная шляпа тоже сползла направо, словно демонстрируя его раны. Одежда была поношенной, но ботинки на ногах очень хорошие. Большинство людей обходило труп, перебегало на другую сторону. Те, кто послабее душой, не смели на него взглянуть, иные прикрывали глаза, а кто и оборачивался, чтобы получше рассмотреть. Возможно, у них возникали мысли о человеческом несовершенстве. На четвертый день с ног убитого исчезли хорошие ботинки. Говорили, какая-то женщина остановилась у трупа, опустилась возле него на колени, тщательно обыскала карманы. В карманах ничего не нашла, но ботинки с ног стянула. Пока она возилась, вокруг собралась небольшая толпа, кто-то спросил, что она хочет, что делает. Женщина спокойно ответила:

— Я его жена.

Однако по всему ее поведению было ясно, что она ему чужая. Плечи, грудь, колени мертвеца усыпаны осколками стекла. Стеклом сплошь покрыта вся улица. Кое-где навалены целые груды. Смерзшаяся темно-красная лепешка на коленях трупа кажется обильно посыпанной сахаром.

Господин Т. говорит, что на проспекте императора Вилмоша люди набросились на труп лошади, резали, рвали его на куски, растащили мясо в течение нескольких минут. О таком же случае рассказал другой житель нашего подвала. В Йожефвароше та же участь постигла два конских трупа. На улице остались только восемь ног, две головы и кишки.

Вчера утром я сидел в подвале, когда послышался мощный взрыв. Казалось, весь мир взлетел в воздух. Стены подвала задрожали, воздух в нем помутнел от пыли. Я думал, нам пришел конец, дом рушится, нас завалит обломками. Бомба упала невдалеке от нас на углу посреди мостовой.

5 января, пятница.