Избранное

Но юноша, стараясь ее развеселить, успокоить, болтал без умолку. Он доказывал, что у них она в безопасности; ничего в том страшного, что солдат рассердился, в следующее воскресенье он непременно придет, но тронуть ее здесь не посмеет, — и они помирятся. Такой оборот устраивал Терез, она успокоилась и уже отвечала улыбкой на заигрывания молодого хозяина и раз даже весело рассмеялась. Он гладил ее по волосам и щекам, и она не противилась, потому что после пережитого страха мужская ласка была ей приятна…

Солдат тем временем спустился, а вернее, скатился с лестницы и, ослепленный яростью, зашагал, пошатываясь, словно хмельной, — лишь бы уйти. И вдруг резко остановился. Решимость покинула его, ноги отказывались идти, он стоял и думал о происшедшем. Срам-то какой… Хоть сквозь землю проваливайся… А она там осталась, с глазу на глаз с другим. Нет, этого ему не стерпеть, помереть и то легче… Надо вернуться… Что тогда?.. Не дай бог, случится беда! Он снова попытался уйти, сделал шаг, другой, и снова ноги отказались служить. Он стоял. Борясь с собой, не думая ни о чем, он старался унять расходившееся сердце. И вдруг повернулся и ринулся наверх.

Терез уже улыбалась вовсю — она настолько утешилась, что порой смеялась до слез. Юноша держал ее в объятиях, целовал ее щеки, губы, и она отвечала на поцелуи. Потом вдруг уселась на стул и закрыла руками лицо. Он опять гладил ее по волосам и с нежностью уговаривал.

В этот момент распахнулась и с треском захлопнулась дверь — в кухне стоял солдат. Терез взвизгнула. А солдат закрыл дверь плотнее и шагнул вперед. Но снова, сделав страшное усилие над собой, он сдержался.

— Барин! — сказал солдат. — Ваше благородие! Надо ж нам друг друга понять! Можно ведь как-то по-людски… Не могу я просто взять да уйти. Не дозволяет мне этого сердце. Не могу так оставить Терчи… Пусть выйдет она на часок, пусть со мной прогуляется. А после придет назад… Пошли, Терчи!

Ни слова не говоря, Терез вышла, накинула на плечи платок и вернулась.

Тут все добрые чувства, пробудившиеся на миг в сердце юноши, вновь сменились спесью и завистью. Снова грубо, заносчиво он крикнул солдату:

— Я ведь сказал, чтоб вы убирались! Терез, ты останешься дома.

— Я пойду, господин Ласло, — запротестовала Терез. — Я пойду. Идем, Йошка!

— Ты останешься! Ты не уйдешь! Я запрещаю! — кричал юноша.

— Мне сейчас и делать-то нечего.

— Есть. Я найду тебе дело. Сию же минуту готовь мне чай.

Терез послушно сняла платок. Солдат подошел и снова покрыл им плечи Терез.

— Пошли! — сказал он.

Тут юноша резким движением сдернул с Терез платок. Тогда солдат вытянул руку, схватил наглеца за горло и толкнул на кухонный стол. Терез завизжала и бросилась в свою комнату. А солдат рванул штык и всадил его в грудь обидчика. Затем разжал пальцы, сжимавшие горло. Безжизненное тело скользнуло на пол и рухнуло лицом вниз. Оно больше не дрогнуло, лишь торчавший из груди конец штыка слегка накренился влево. По каменному полу растеклась большая лужа крови. Солдат хотел выдернуть штык, но не решился к нему прикоснуться. С ужасом глядя на жертву, он сдавленным, напоминавшим стон голосом позвал Терез.

Терез вбежала, на тут же бросилась вон.

Солдат поймал ее на ходу.

— Стой! Спятила, что ли?

— Я боюсь, — дрожа, сказала она. — А-ай, что ты наделал! А-ай, что наделал! Конец теперь. Закатают тебя.

— Не закатают. Сбегу. Так схоронюсь, ни в жисть не найдут.

— Сбежишь? Куда?

— Не знаю куда. Знаю только, что не догонят меня, не найдут. Ни армия, ни полиция. От всех схоронюсь и не увижу ни света белого, ни тебя. Никогда не увижу. Из-за тебя ведь убил. О-ох, что я наделал!

— А-а-яй, и зачем ты только вернулся?

— Теперь-то уж все одно… Слушай, Терез, ежели я сбегу, то больше тебя не увижу. А это мне страшнее, чем смерть. Стало быть, так… пойду я и во всем повинюсь. Может, есть у тех сердце… и закатают меня года на три от силы. Правда ведь на моей стороне. А этому, видно, судьба была околеть!.. Когда выпустят, ты будешь моя… Терез, ведь ты дождешься меня? Дождешься?.. Сейчас я пойду в казарму и на себя заявлю. А ты меня жди. Слышишь, Терез!

— Закатают же! — с безотчетным отвращением бормотала Терез. — Бежал бы уж шибче, чтоб за решетку не сесть.

Солдат угадал ее неосознанное желание и заревел:

— Не смей так говорить, а то и тебя порешу! Слышишь, не смей! Я пойду повинюсь. А ты меня жди! Жди, если душу имеешь, Терез! Покуда не выйду. А ежели не дождешься, на свете тебе больше не жить… Сейчас я пойду и повинюсь…

1911

Перевод Е. Терновской.

Случай на хуторе

— Жандармы! — сказала жена пастуха, завидев двух всадников, медленно трусивших вдали по шоссе.

Глядел в ту сторону и пастух, он тоже заметил какие-то фигуры.

— Жандармы конные? — спросила старуха, жена батрака, и повернулась к шоссе, хотя не могла ничего разглядеть на таком расстоянии.

— Ну да! Два конных жандарма, — ответила молодая женщина.

— Откуда едут-то?

— От корчмы.

— В Шольт едут. Они здесь частые гости. Вот и на прошлой неделе Йошка говорил… Правда, Йошка?