Избранное

Под крышей прямоугольником раскинулась подловка, на подловке валяются в ящиках черепа керосиновых ламп, люстра, разбитый утюг, замызганные книжки, в углу приставлено три медных прута для занавесок. Пыль, паутина, на бельевой веревке висят три нижние рубашки вдовы Куцора. Коридор, дощатый пол скрипит и хлопает под ногами; двери, сколоченные из реек; на дверях висячие замки, — если бы не они, то госпожа Тисар давно бы украла рубашки госпожи Куцора. А госпожа Куцора украла бы медные прутья госпожи Тисар, а также ее простыню и наволочку да прихватила бы из квартиры — нож, ложку, тарелку, деньги, жизнь и глаз из черепной пазухи госпожи Тисар. Вдова Куцора обворовывала бы госпожу Тисар, госпожа Тисар — госпожу Куцора, Вайс — Бараи, Бараи — Вайса: слава богу, что есть ключ и замок, амбарный замок, колючая проволока, револьвер в тумбочке, жандарм на углу и тюрьма на улице Марко.

Черноусый мужчина вошел в подъезд. На голове — новая светло-серая шляпа, одет в полупальто мешочного цвета, брюки — отутюжены, весело поскрипывают желтые полуботинки.

Четвертый этаж — под самой крышей. Четвертый этаж, 42. Комната с кухней. Дома никого нет. В щелях и трещинах кроватных досок уютно копошатся клопы, под кухонной плитой и за деревянным ящиком у стены — тараканы. В комнате — двустворчатый полированный коричневый шкаф, — в исполнительном протоколе все так и записано. Шкаф содержит семь ломбардных квитанций, аккуратно сложенных в порядке истечения. Хлюпает кран на кухне, вот уже семь недель, как он свернут. «Это ты виноват, что слесаря не на что вызвать, ты, голодранец, ты! Сколько раз говорила, не трожь, опять скрутишь, если нужна вода, скажи мне!» Дверь кухни закрыта, квадратное окно над дверью отворено — через него валит наружу кухонный смрад. Снаружи вонь не столь острая, но гораздо более разнообразная, так что сколько бы смрада ни выходило из кухни, его всегда остается достаточно, чтобы служить своеобразным оборонительным средством против всех и всяческих врагов: нищих, агентов по продаже в рассрочку и распространителей подписок, тех, что выписывают счета за свет, налоговых инспекторов и кредиторов. Был случай, когда один кредитор, задохнувшись, обратился в бегство, бормоча спертым голосом, что придет на следующей неделе. Лица, которые что-то приносят: деньги, работу, подарок, даже просто хорошую новость, — приходят, как говорит опыт, в среднем раз в двести лет, а так как дом был построен anno 1882, то такой гость, очень может быть, заставит себя ждать еще сто сорок девять лет.

Четвертый этаж, 38… Но черноусый мужчина, добравшись до второго этажа, свернул на галерею, бросил взгляд направо-налево, разбирая номера на дверях, и с величественным видом зашагал в нужном направлении — его ботинки торжествующе поскрипывали. Остановился перед дверью под номером двенадцать и нажал на кнопку электрического звонка.

Четвертый этаж, 37. Перед дверью стоит оборванный, бледный, небритый нищий, нажимает да ручку, стучит в стекло двери — напрасно! — «а подохните вы все!» — и идет дальше. Четвертый этаж, 36 — «ступай с богом, у самих нет».

Четвертый этаж, 35. В непосредственной области от черной лестницы и общих уборных. Здесь живет вдова Куцора. Это тоже одна комната с кухней. В комнате два окна. На одной из кроватей спят двое. Ночной буфетчик из кафе «Золотой дракон» и безработный, который ночью так же занят, как тот днем. На кухне возится г-жа Куцора, сыплет в мельницу кофе, ибо вскоре собирается полдничать. И все же она недовольна: дьявол разнеси эту шарманку! Евреи, евреи всему виной. Что за люди пошли, прямо как с ума все посходили. Взять, к примеру, этого дюссельдорфского вампира, это чудовище, как его… Курти иль Кюрт! Убивает и кровь пьет! Газеты такое пишут, что страх господень. В комнате спят еще трое: один — на другой кровати, один — на диване и один — на полу. Это дневные постояльцы, ночных — двенадцать, они и кухню занимают. Петера Кецеге уже вытурили: по ночам приходил домой пьяным и рыгал, потому что не переносит алкоголя, — так зачем же эта свинья пьет?! Теперь на воротах висит объявление, которое по просьбе г-жи Куцора сочинил буфетчик: «Порядошному маладому человеку здаеца кравать, спросить на четвертом, 35». Объявление читает молодой грабитель: слово «порядочный» его не смущает, но вот четвертый этаж — высоковато, и он проходит мимо. Мать их за ногу, никакой жизни, все наперекось пошло, вчера ночью забрались в контору почтенного вроде бы акционерного общества, а в кассе оказалось 8 пенгё 40 филлеров.

— При-и-ве-е-ет, — нараспев здоровается Дама из двенадцатого нумера второго этажа, открывая стеклянное окошко в дверях. Черноусый мужчина держит в левой руке свою новую шляпу, правой подносит к губам руку Дамы. — Ой… и вправду… какой сюрприз, — щебечет Дама. В передней чисто, комната дышит ароматом духов, на широком диване вышитые подушечки, на столе валяется вечерняя газета: «Г-н Буда полагает, что низшая точка уже пройдена…» В этом месте напыщенные жирные буквы закрыты кожаным ридикюлем.