Избранное

«Ты согласен стать еще мерзостней, еще грязней, вонючее, — ты слизываешь объедки, ешь отбросы, а подаешь яства, ты прислу-у-у-у-уживаешь! Ты готовишь ванну и сам не моешься, ты, в конечном счете, толкаешь на бесчестье свою дочь, ты живешь с женой, зная, что она досталась тебе лишь потому, что не нужна была им; ты плодишь детей на произвол судьбы, наперед зная их жребий, ты вызубриваешь только то, чему тебя учат, ты боишься правды, — все, воистину все ты делаешь ради денег. Да что там! Ты ведь и убиваешь за деньги, — убиваешь даже таких, как ты сам. За два пятьдесят. Ты слушаешь оперу с поющими королями и графами, да еще им и рукоплещешь, ты смотришь балет и с почтением думаешь о великом герцоге, с которым спит та самая Преображенская; ты восхищаешься Реймским собором, ты упиваешься звоном колоколов, плачешь на похоронах, ты читаешь книги, в которых все против тебя, более того, — если можешь, ты и сам пишешь такие книги, за деньги, за два пятьдесят, а то и за меньшие, ты помогаешь гасить пожар, ты, ты безумный мерзавец, ты самоубийца, растлитель своего потомства на протяжении тысячелетий. За деньги ты взвиваешься ввысь, за деньги же падаешь, но не высоты ты ищешь, взлетая, и не смерти — падая, ты жаждешь только прислуживать другим. Ты любишь за деньги и за любовь платишь деньгами, платишь за тело и за душу, и на участливый вопрос «болит ли еще у тебя голова, бьется ли еще тревожно твое сердце?» — спешишь открыть кошелек. Ты вступаешь в ряды и в армии встаешь во фрунт. Ты готов убивать за деньги, и вовсе не для собственного удовольствия; за деньги ты идешь убивать и подыхать, в конечном счете и гневом ты пылаешь тоже за деньги, и «противника» ненавидишь за деньги, с уже искренней страстью вонзая в него свой штык — за деньги, прислужничая, всегда для других, ты всерьез лезешь на удочку, даешь себя облапошить, восторгаешься за деньги, за один пенгё, за два пятьдесят, ты превращаешься в идиота, становишься тупее, чем ты есть, — всё за деньги, за деньги. Тебя вздергивают на виселице — за деньги, вешаешь ты сам — за деньги, и вешаешь всегда себе подобных, ради других, прислужничая им; ты глазеешь, когда вещают, ты трепещешь, сладкий ужас пронизывает тебя, ты читаешь приговоры, ты одобряешь, ты убаюкиваешься, ты все понимаешь за деньги, покорно идешь в тюрьму и балдеешь от счастья, выходя из нее, ты хочешь жить, радуешься солнечному свету, солнцу, которое изо дня в день льет свет на твое унижение и по вечерам валится за горизонт с ликом, пылающим от стыда. О господи! Эта лавина обвинений могла бы превзойти Ниагару и, если ты не изменишься, она будет изливаться, сотрясая небесную твердь, до скончания веков».

«За деньги. За сущую мелочь, за один пенгё, за два пятьдесят, за одну иену, за шиллинг, доллар, франк, лиру, не все ли равно — лишь бы за деньги, которые для тебя означают ночлежку, дрянное пойло, обноски, червивые объедки, потугу импотента, чахоточного ублюдка, на лице которого ломброзианские[51] стигматы каторжного труда и преступности — за деньги, которые для тебя и есть жалкая твоя жизнь. За деньги!»

«Только спокойно! Денег ты от меня не получишь, ни гроша. Но урок сейчас кончится. Первый урок заключает в себе ровно столько, сколько выдержит твой умишко. Вижу, ты понял, вон как дрожишь и рад бы, вижу, влепить затрещину».