Избранное

Однако вернемся к дервишу. Когда ему указанным выше образом объяснили, как дойти до дурман-травы, дервиш отправился в путь. Говорят, умел он вращаться вокруг своей оси не хуже веретена и, повращавшись сколько-то там на козьем полднище, тем же вращательным движением устремился к Собачьей могиле. Где какая притаилась на полднище козья блоха, дервиш повлек ее за собой, вместе с ней и исчез в лесной чаще, а через два дня опять появился в Старопатице. Как выяснилось, спряталась дурман-трава от дервиша, лес водил его по лабиринту бесчисленных своих тропок, а сороки со всех сторон неумолчно орали ему в уши. Раза два-три предпринимал он отчаянные попытки добраться до дурман-травы и приходил назад, а в последний раз совсем пропал, в молитвенный дом не возвращался, и с тех пор считают у нас, что остался он в дурман-траве.

Однажды во время осенних маневров целый взвод солдат вместе со взводным командиром свернул в сторону, пошел атакой на Усое, с криками «ура» вбежал на первый Моисеев заказник и быстрым маршем двинулся дальше, по направлению к скальному гнезду Разбойне, в те времена благодаря монашенкам месту очень бойкому. И вот этот взвод вместе со взводным командиром вдруг исчез, как сквозь землю провалился. Командующий маневрами офицер, расположившийся со своим штабом в Макоцевом имении, окруженный заботой и вниманием Макоцевой челяди, впадает по поводу взвода в великий гнев и приказывает отделению пехоты доставить исчезнувших в штаб. Пехота возвращается без пропавшего взвода. Тогда командующий приказывает гаубичному расчету стрелять через равные промежутки в сторону Усое, чтобы заблудившийся взвод услышал гаубицу и вернулся назад. Днем гаубица стреляла через равные промежутки, а ночью из Макоцева имения стали запускать красные ракеты. Командующий решил, что взвод заметит красные ракеты, где бы он ни находился, ведь любая ракета светится ярко, как вифлеемская звезда, взвод пойдет прямо на звезду и вернется. Старики, у которых за спиной и военная служба, и военные маневры, объясняли офицеру, что до тех, кто однажды ступил в дурман-траву, не доходят больше от нас ни звуки, ни свет. Офицер, неуступчивый и напористый, как все военные, несколько дней и ночей обстреливал и освещал всю округу, а под конец поднял полк и повел в город, бросив исчезнувший взвод на произвол судьбы.

А еще рассказывает легенда, что одна козарка из ближних выселок (козарками у нас зовут девушек, которые коз пасут) гнала стадо, на ходу шерсть пряла, под ноги не смотрела, шла за козьим колокольцем да верещаньем через Моисеев заказник. Случились там в тот день наши, деревенские, и видели, как она идет за стадом и на ходу шерсть прядет. На другой день приходят к нам в деревню с выселок родные ее, про козарку и коз расспрашивают, не видал ли кто, и, как услыхали, где, в каком месте ее видели, вмиг поняли, что заблудилась она вместе со стадом в дурман-траве, потому что один Моисеев заказник переходит в другой, другой — в третий, и все они схожи между собой как две капли воды… Так, из года в год, нарочно ли, случайно ли, оказываются разные люди в дурман-траве и остаются там навечно под присмотром сизых сорок. И тот мужик, который ехал на запряженной лошадьми телеге, тоже, верно, угодил туда, никто не знал не ведал, кто он есть и откуда, оси на его телеге пели как-то очень по-особому. Почему я говорю «пели»? Перед грозой, когда после первых порывов ветра все вдруг замирает, то, если получше вслушаться, можно различить, как издалека, будто из-под земли, еле слышно звенят мелодичные оси той телеги, ржут лошади, раздаются воинские команды, звучит тихая песня и топот марширующих ног; изредка громыхнет выстрел, звякнет колоколец, заверещит коза и донесется из-под земли сдавленный женский смех — словно женщину щекочут, а она, чтоб не услышали, закрывает рот ладошкой.

Встает вопрос, верил ли я во все это? Мальчишкой во все верил, эти истории рассказывали мне и отец, и тетка; мальчишкой я даже гораздо явственней слышал лошадиный топот, песню тележных осей, женский смех, верещанье коз и голоса поющих солдат. Чем больше я взрослел, тем неразличимей становились эти звуки, и мало-помалу я почти перестал их слышать. Я знаю, что лес хранит множество тайн, но к тайне дурман-травы мне так и не удалось подступиться. Один лишь деревенский дурачок имел туда доступ, мог пропадать там днями и даже неделями и все равно под конец безошибочно находил дорогу домой. Дурачок рассказывал, как он, чтобы попасть на место, сперва долго-долго идет лесом и как дервиш учит его вращаться точно веретено и выть по-волчьи, как он беседует с солдатским взводом и взвод приглашает его поесть с ним из одного котла, как посиживает в тенечке с козаркой, держит ее веретено, а она смеется и сматывает пряжу с веретена в клубок, как он катается на расписной телеге с поющими осями и сизые сороки тоже катаются — сидят на телеге с ним рядом.