Избранное

«Я тоже человек запальчивый, — уже позже сказал Васо Зайцу, — потому, верно, все на запальчивых и натыкаюсь». (Он смотрел, как мужики уносили скатанные трубой плетеные дорожки и покрикивали без особого усердия: «Кому дорожки! Ну кому дорожки! Задешево отдадим!») «Когда мы жарили этих триста волов на свадьбе короля Милана, войско как-то не углядело, что на одном шампуре сучок, насадило на него вола и вертит его вместе с другими волами. Я знай обхожу костры, полк построен, стоит смирно, честь отдает и смотрит, как я перчу волов и как распоряжения отдаю: какого повернуть, какого пониже над жаром спустить, какого в сторону сдвинуть — потому как у вола мясо толстое, сверху его спалишь, а внутри оно непрожаренное останется. Ладно, но в это время тот шампур, что с сучком, — трах! — и вол целиком в огонь брякнулся. Кабы было что маленькое, возьмешь рукой да и вытащишь, а тут — вол! Попробуй вытащи его руками из огня. Оборачиваюсь я тогда и — «Полк, стройсь!». Полк выстроился и единодушно вытащил вола. Мясо воловье трещит, дым валит, вся туша горящими угольями облеплена. «Зубами от углей очистите!» — заревел я полку, и полк прямо-таки зубами горящие угли и счистил, так что они надолго запомнили, как выстругивать шампур с сучком посередине. Славное огниво сделал тебе кузнец! Петр, эй, Петр! — закричал Васо Серб. — Видал, какое огниво ему кузнец сделал?»

По улице шли Суса Тинина и ее муж. Суса Тинина впереди, муж на шаг сзади, с плетеной корзинкой, полной люцерны. Суса несла на плече тяпку.

«Курит, вот и сделал, — сказала Суса Тинина вместо мужа. — Мой не курит».

«Курит или не курит, коли он мужик, огниво должен иметь. Мужик без огнива разве мужик?»

«Э!» — сказал Петр Сусов и переложил корзину с люцерной с одного плеча на другое.

Петр Сусов не пил, не курил и не ругался по-матерному. Заяц только раз слышал, как он выругался, хотя они много лет были соседями. Однажды коза Петра забилась в заросли ежевики, Петр бросал в нее комья земли и кричал: «Пшла! А ну вылезай из ежевики!» Коза, однако же, только прядала ушами, мотала головой и не желала уходить. «Эй, Петр! — не выдержала Суса Тинина, которая дергала бодяки на ниве у леса. — Да пошли ты ее подальше, разрази ее господь, увидишь, как она пулей из ежевики выскочит!» И тогда Петр Сусов, взревев во все горло, обложил козу как следует быть, коза вылетела из зарослей и потом всю дорогу до пастбища обиженно мекала: «Ме-е… ме-е!»

«Суса Тинина — баба щекотливая, — сказал Васо Серб, — а Петр Сусов слабак. Глянь только, как у него штаны на заднице полощутся. На углях его эта баба, поджаривает или выжимает, как мокрую тряпку, уж и не знаю. Для такой бабы погорячей мужик нужен. Та, черногорка, тоже жаркая была баба, а муж ее еще никудышней, чем Петр Сусов, она им крутила как хотела». — «Разве можно быть еще никудышней, чем Петр Сусов?» — спросил Заяц. «Можно, можно, — закивал Васо Серб. — Петр Сусов не такой уж никудышный, как нам кажется. Погляди, с какой бабой спит. Про нас не скажешь, что никудышные, а погляди, с чем мы спим, а?..» — «Спим, но зато и в другие дворы заглядываем, — усмехнулся Заяц, — а Петр Сусов все в землю смотрит, бедолага».

Спрятал Заяц свое огниво и пошел заглядывать в чужие дворы. Здесь остановится огнивом похвастать, там остановится, чтоб сказать: «Бог в помощь!» — или спросить: «Ну как, стираешь?» Два раза еще он повстречался с мужиками, продававшими плетеные дорожки, те успели продать одну дорожку себе в убыток, просто для зачину. Однако и после этого дело не пошло. «Уж коли заколодило так заколодило», — сказал им Заяц и, чтобы успокоить их, рассказал, как брат его жены поехал когда-то аж в Аргентину, давно, еще до войны, в надежде зарабатывать по два песо в день, а ему платили лишь по полтора песо.

«Какая еще Аргентина, — сказал один из мужиков, — это разноглазый во всем виноват». — «Кто?» — спросил Заяц. «А кто его знает. Когда мы входили в деревню, встретили одного разноглазого, один глаз в одну сторону глядит, другой — в другую. Этот человек нас, видать, и сглазил. Прошлый год тоже одного такого встретили, и тоже нам не везло». — «Он не нашенский, — сказал Заяц, — пришлый человек».

Заяц не верил в подобные россказни, но разубеждать мужиков не стал, поняв, что они люди суеверные. Немного позже он встретился с опекуном Зарко Маринковым и показал ему огниво. Зарко Маринков огниво одобрил, но сказал, что зажигалка куда лучше огнива, огниво уже устарело. У него была австрийская ветроупорная зажигалка, подарок зятя. В прошлом году зять надумал покупать «Запорожец», ему не хватало тысячи трехсот левов, Зарко Маринков пошарил в сусеках и выдал ему тысячу триста левов, а зять пошарил в кармане и выдал ему ветроупорную зажигалку. С этого времени Зарко Маринков в равной степени хвастался и зятем, и зажигалкой. «Только бензин, чтоб ему пусто было, не всегда достанешь, приходятся шоферов просить, чтоб отливали».