«Скажу вам еще кое-что… — продолжал Иван Анастасов. — Это уж и вовсе не укладывается у меня в голове. После того как мы благодаря «Кукареку!» наладили с моим малышом человеческий контакт, ему, видите ли, электрический контакт понадобился: пополз на четвереньках вдоль стены к розетке. Розеток у нас несколько, но ему самую большую надо, куда мы электронагреватель включаем. Оторвать не могу, сует туда пальцы, а у меня от ужаса волосы дыбом! Шутка сказать, двести двадцать вольт, ударит током и все, конец! «Нельзя!» — кричу, а он смотрит на меня, пальцы в розетку сунул и улыбается. Я чуть сознания не лишился. Представляете? Двести двадцать вольт — и ничего. Мальчишка смотрит и улыбается. Кинулся к нему, подхватил на руки, я тебе покажу «Кукареку!» — наорал на него, шлепнул как следует. А он только смеется и одной ручонкой на розетку показывает, другой — на перья куриные. Говорю вам, просто уму непостижимо, как это у нас с ним сразу установился контакт! Пошли, взглянете на него, он, правда, спит, но это ничего».
Все отправились смотреть на малыша, ступая на цыпочках и довольно громким шепотом предупреждая друг друга: «Тс-с-с-с, тише!» Погасший глобус зажегся снова. Пока остальная компания не вернулась, я не спускал с глобуса глаз, и он не погас ни разу. Позже, по дороге домой я пытался понять, отчего же глобус гаснул, едва я наклонялся к тарелке, и загорался, стоило мне на него взглянуть. Отчего именно сегодня Иван Анастасов пригласил нас на фаршированную телячью селезенку — редкостное блюдо, которое я в жизни не пробовал? И отчего именно сегодня установился у него контакт с малышом, да еще благодаря кукареканью?
Ворох тряпья на чугунной решетке исчез. Я посмотрел — сейчас на ней виднелись глубокие светлые борозды, словно кто-то пробовал ее перепилить. Неужели собачьи когти могут оставить след на чугуне?
У нашего подъезда жене чуть не сделалось плохо. «Крыса!» — взвизгнула она. Под дверью что-то темнело. Я ткнул ногой — дохлое.
Но это была не крыса, это был крот. Он лежал на спине, лапы раскинуты в стороны, как у распятого на кресте. «Это крот», — успокоил я жену, и мы вошли в подъезд. Я зажег свет и повернул назад. «Куда ты?» — спросила жена. «На крота взглянуть», — ответил я и вышел на улицу.
Самый обыкновенный крот, что тут особенно разглядывать? Я пнул его, перевернул на брюхо, крови не было видно. Воображение стало деталь за деталью восстанавливать то, что я слышал от Сусо — как он шел по следам, оставленным на снегу собакой, как увидал распластанных на спине кротов, и это посреди зимы, в глубоком снегу, в тех волчьих сугробах за околицей, где и человеку трудно пройти, а уж кроту и подавно. Я был просто уверен, что собака проходила мимо нашего подъезда, и тогда из-под тротуара вылез крот и перевернулся на спину. Однако поблизости не было никакого отверстия, сплошь асфальт и камень. «Он вылез из-под розового куста!» — догадался я. Посередине Волгоградского проспекта тянется полоса, засаженная кустами роз, весной можно увидеть, как там вырастают кротовьи холмики. Вероятно, крот где-то там вылез, переполз мостовую и перед нашим подъездом перевернулся на спину. А собака пошла своей дорогой дальше.
Посреди ночи мне сквозь сон послышалось пыханье циркулярки. Оно доносилось откуда-то издали, улицы через две. Должно быть, пильщики кружили со своей машиной по всему кварталу, потому что пыханье слышалось сначала слева от нас, потом справа, пока не затихло совсем.
Утром я долго не мог сообразить, вправду ли циркулярка проезжала ночью по соседним улицам или мне это приснилось. И наконец, решил, что, скорей всего, приснилось, а если не приснилось, то померещилось. Потому что когда настойчиво думаешь об одном и том же, например, о телеге, то вдруг начинаешь слышать, как она тарахтит, как ржут и стучат копытами лошади. Если проявить особую настойчивость, воображение может не только нарисовать точную картину, но и озвучить ее.
При свете дня все, что произошло накануне вечером, показалось мне нелепым и наивным. Двое пильщиков прикатили циркулярку, напилили кому-то дров и пошли дальше. Да мало ли циркулярок визжит и пыхает на софийских улицах!