Отченаш, мой усыновитель
Прощай, мое милое печальное детство, здравствуй, моя милая печальная юность!.. Три года прошло с тех пор, как, выполняя желание отца, мой опекун отвез меня в город в гимназию. После смерти отца я не входил в его бондарню, лишь иногда заглядывал, чтобы посмотреть, все ли на месте. Все было на месте, нетронутое, утонувшее в пыли, затканное паутиной. В бондарне развелось много пауков, воздух там влажный, застойный, всегда сумрачно, а паук любит сумрачные и влажные места. Всякие пауки копошились там, длинноногие и шустрые, большие и маленькие, толстые и неуклюжие — какие только не развелись; они опутывали всю мастерскую, словно упаковывали ее, готовясь куда-то перенести.
Каникулы я проводил в деревне, у мамы и бабушки, Лишко повсюду ходил за мной, не сводя с меня глаз, и я, подобно отцу, звал его не Лишко, а Илия. Летом я оставался работать на маслобойне около городка, туда меня пристроил Апостолов, работа была сезонная, и я зарабатывал там лев-другой на зиму. Однажды осенью, когда я вернулся с маслобойни в деревню, чтоб мама постирала мне и я приготовился к гимназическим занятиям, дома я застал только бабушку Неду и собаку, мамы дома не было. Мама вышла замуж в Выселки, пошла в дом к Отченашу. Явился Опекун, они вдвоем с бабушкой стали мне говорить, что женщине одной с хозяйством не справиться, тут нужна мужская рука, а Отченаш, к примеру, человек солидный, и тоже один, у него жена померла, и вот господь соединил двух людей, чтоб они друг другу помогали. Отченаш сказал, что он, мол, и меня возьмет вместе с мамой и позаботится о том, чтоб я кончил учение и стал на ноги.
Однако я отказался перебираться к Отченашу и за всю зиму и осень даже ни разу не зашел на хутор. Во время каникул мама приходила домой, плакала и просила меня переселиться в дом Отченаша, она вот пришла в семью, девочка там растет, и она смотрит за ней, как за своей. Так же и Отченаш будет относиться ко мне. Но, как я уже говорил, около года я не казал в Выселки глаз и только в сенокос пошел помочь маме скосить и убрать сено. У Отченаша были луга в личном пользовании, потому что он держал овец и запасал на зиму сено. Когда кончился сенокос, он погнал овец в горы. Иногда я оставался переночевать у Отченаша, погода стояла теплая, мама собирала ужин во дворе. У дверей был навес из виноградных лоз, мы ужинали под навесом, при свете электрической лампочки. К Отченашу я так и не смог привязаться, хотя он был вроде как мой усыновитель, отчим, то есть названый отец. Я не только что не привязался ни к нему, ни к дому — все на хуторе казалось мне чужим, — но со временем во мне начала расти ненависть к этому человеку, и под конец я дошел до того, что стал обдумывать, как его убить. Доброе чувство я сохранил только к его дочери, у него была девочка моих лет, звали ее Димка.
В первый раз я увидел Отченаша в поле, когда погиб мой отец. Позже, когда он уже стал моим отчимом, я увидел его на хуторе. Я пришел тогда попрощаться с мамой, потому что ехал в город в гимназию. Со мной был и Опекун, он тоже собирался в город. Хуторские мальчишки в это время топили кошку в заброшенной известковой яме, заполненной водой. Однако им никак не удавалось ее утопить, она все выбиралась из воды, поэтому старший из мальчишек взял ее за лапы, размахнулся и ударил о деревянный забор. Кошка замяукала, отскочила от забора и шлепнулась на землю. Ее снова сграбастали, снова ударили о забор, и тогда появился Отченаш. Он сказал, что так кошку никогда не убьешь, сам схватил ее, наступил ей на голову, дернул за хвост, и тут же послышался хруст. Кошка вытянулась на земле. «Вот так, — сказал Отченаш, — шейный позвонок рвется, и она готова». Отченаш курил, держа в одной руке цигарку, а другой рукой дергал кошку за хвост. Он вытер руку (ту, которой сжимал хвост) о штаны и подошел поздороваться с моим опекуном, а мне руки не протянул, только поздоровался и пожелал, чтобы учение шло хорошо. Мама вышла из дома с приготовленным для меня узлом. Отченаш полез в карман, вытащил деньги и дал их Опекуну, чтобы заплатить в городе за квартиру. Он сказал, что, хоть я ему и неродной, он, как отчим, будет обо мне заботиться. Опекун сказал, что это само собой, и так далее.