Избранное

Я хорошо знал городок, здесь я учился в гимназии, чем и завершил свое образование, еще в пятидесятые годы. В городок я попал после войны, обутый в постолы, в коричневой вязаной фуфайке, и покинул его в той же коричневой фуфайке, только вместо постолов обзавелся парой послевоенных башмаков на деревянной, из мореного бука, подошве, а также свидетельством о среднем образовании; к сожалению, до сих пор никто не потребовал у меня это свидетельство и мне ни разу не пришлось его показать… Старая часть города заметно изменилась, многие дома были снесены, на их месте торчали новые дома, я смотрел на них как на завоевателей. Я пошел было к старому постоялому двору, оказалось, что он реставрирован и набит всякими этнографическими глупостями. Обед еще не был готов, но подавали горячую сливовицу и растворимый кофе. Я заказал себе кофе, хозяин саней выпил сливовицы и уехал добывать себе буковые балки.

Оставшись один перед чашкой с растворимым кофе, я размышлял о том, что́, в сущности, может предпринять молодой человек, подобный Левшонку, вооруженный лишь свидетельством о среднем образовании, называемом неизвестно почему «реальным»? И я тут же ответил себе: ничего! Я сравнивал годы своей юности с юностью Левшонка. Вот и я в пятидесятые годы, начиная с первого класса и до конца гимназии, учился и по мере сил старался заполучить свидетельство о среднем  р е а л ь н о м  образовании. В университете я вообще не учился, не знаю даже, как говорят старые люди, в какую сторону в университете двери открываются! Мама твердила, что последнее с себя снимет, только бы я выучился, только бы мне не махать тяпкой и не сражаться с землей, а пройти науки и искать свое счастье в городе. Легко сказать, но вот ты получаешь свидетельство, классный наставник говорит тебе, что ты перешагиваешь порог жизни, а где он, этот порог, спросил бы я классного наставника. Никакого порога перед молодым человеком нет и дверей никаких нигде не видно! Просто берешь бумажку — свидетельство — и шагаешь в своих твердых деревянных башмаках обратно в деревню и, пока топаешь по дороге, понимаешь все более отчетливо, что именно теперь ты никому не нужен, потому что, дав тебе образование, люди сочли, что о тебе можно больше не заботиться. Зачем тогда давать тебе образование? Только чтобы ты знал, что Земля круглая, что когда-то была Троянская война, что Болгария находится в центре Балканского полуострова и что земной шар расчерчен параллелями и меридианами? Какое заблуждение для молодого человека это среднее реальное образование! Но раз уж принято у людей получать образование, они и дальше будут его получать, этого требует цивилизация. Каждое время претендует на цивилизованность, наше время тоже, и, какими бы этнографическими и бытовыми деталями мы ее не обставляли, все-таки среди этой этнографии у меня под носом дымится растворимый кофе.

Вот о чем я думал — невесело думал, — сидя на старом постоялом дворе, превращенном в кафе.

В окно я видел дом-музей поэта Ивана Вазова, дальше ограду бывшего областного суда, где Иван Вазов был судьей и где он вынес свой знаменитый приговор собаке, которая позволила себе укусить какого-то горожанина. Видна была и старая городская баня, в нее одна за другой входили зябко съеженные женщины и одна за другой выходили раскрасневшиеся и свежие после парилки красавицы, закутанные в деревенские вязаные платки. После войны многие крестьяне переселились в город, изменилась их одежда, отчасти и образ жизни, но с вязаными домашними платками они пока не расстаются. За то время, что я не был в городке, реставрировали часть старых турецких каменных оград, кое-где эта работа была закончена, и мне впервые не понравились эти ограды, они скрывали от глаз маленькие живописные дворики; почти в каждом дворе было по старинной колонке, облицованной камнем, и каждая колонка была укутана соломой, чтобы в мороз не полопались трубы. «Или они юных турчанок собираются прятать за этими высокими оградами!» — подумал я. Из окон постоялого двора никаких юных турчанок я не замечал, а вместо них видел вызывающе перекинутое через проволоку женское белье, замерзшее и отвердевшее, как жесть. Все без исключения трубы сильно дымили, и в зимний день это было лучшим живым украшением городка.

Через равные промежутки с башни, построенной для старых городских часов, доносились удары колокола, это часы отмечали ход времени.

Около полудня мимо постоялого двора пробежали дети, первоклашки, они кидались снежками, подставляли друг другу ножку и толкали один другого в снег. Я пытался различить среди них Аттилу, но, к сожалению, не различил, почти все ребятишки были смуглые, лопоухие, с облупленными носами. Вслед за детьми прошел лесник, упомянутый в записках Левшонка, с мешком из козьей шерсти за плечами. Он шел в горы заряжать капканы на волков. Какой-то человек пригнал трех мулов, нагруженных дровами, сбросил дрова перед постоялым двором и пустил мулов одних домой, а сам зашел на постоялый двор опрокинуть рюмочку.