Скупым был дедушка. Даже в праздник зарезанной курицей женщинам глаза колол. Знал, сколько старых и молодых кур было в курятнике, сколько петушков, помнил их привычки и приметы. И вправду, мало их у нас было, и они мало неслись. Летом яйцо полагалось только больному, а остальные дедушка менял то на соль, то на керосин, то на другие какие мелочи. Он сам чинил и точил мотыги, серпы и косы. Садился у амбара, поджав под себя босые ноги, ставил перед собой огромную гильзу от снаряда вверх дном и начинал по ней стучать. Эту гильзу, весом в семь кило, дедушка принес с самого Одринского фронта. Когда отпустили домой, он положил ее в рюкзак и притащил в село, чтобы сделать из нее наковальню.
Тяжело жил дедушка, и все его вещи тоже были тяжелыми: и его мотыга была с молотилку, и коса его была грубо поточена, и серп, и деревянный ухват для колосьев — все было старым, ржавым, самодельным. Но дедушка ни на что не жаловался. Одежду носил до дыр, дома обеда никогда не просил. Был целый день в поле и обходился куском хлеба и двумя луковицами. Обычно он шел на покос, пока остальные жали нашу пшеницу, а потом торопился на чужие поля. Он возвращался затемно, брал краюху хлеба и лез на алычовое дерево у гумна. Каждый кусок он заедал алычой.
Папа над этим горько смеялся. Он был веселым, любил шутить, но не мог смириться с бедностью и иногда зло насмехался над дедушкой:
— Все чего-то собирает, чего-то откладывает, на спичках экономит — и остается все тем же! Крот! Хаджиоловы золотые монеты с фронта принесли, а он — гильзу от снаряда.
Дедушка сердился:
— Вот помру, тогда на тебя посмотрим!
— Все это барахло продам и в город подамся работать. Не буду слугой Хаджиоловых.
— Иди, чего ж сидишь! Чуть только выедешь из деревни — с голоду помрешь. Вам только дай разбазаривать!
Таким был дедушка. И все же был ли он скупым? А может, в то зимнее утро ему хотелось зарезать не одну, а три курицы для сватов, которые собирались просить у него единственную дочь?..
Сваты приехали рано. Первый был высокий, крупный, в новой бурке, а второй — маленький, круглый, точно юла, в новом лиловом зипуне. Его широкое лицо похоже было на алую сердцевину разрезанного арбуза. Я узнал его издалека. Это был Киранчо Досков. Он был сватом в деревне. Только начинало попахивать сватовством — он был тут как тут. Очень уж он был беден, и дети его все как на подбор, мелкие да голые. Летом его было особенно жалко. Меховая шапчонка лоснилась, словно сковородка, от рубашки один воротник остался, на остальном — заплата на заплате. Но к зиме есть у Киранчо новый лиловый зипунок, который он надевает только на помолвках. Чуть мелькнет его лиловый зипунок — и начинают люди спрашивать друг у друга, у кого ж это помолвка, и ждут свадьбу. И при этом не ошибаются, потому что Киранчо мастер уговаривать. Девушка, которой пришла пора выходить замуж, может быть и слепой, и ленивой, и некрасивой, и какой угодно, но если Киранчо примется ее хвалить, дело будет сделано. По полочкам разложит всю ее родню по девятое колено, обрисует ее, ровно икону, а после этого поди скажи, что она не для тебя на свет родилась.
Как только я уразумел, что тетю идут сватать, побежал я домой без оглядки, крикнул бабушке и в тот же миг вернулся к дедушке и папе. А сваты пробились через глубокий сугроб у ворот и вошли во двор.
— Доброе утро-о-о, дядя-я! — поздоровался Киранчо, топоча по дорожке толстыми ногами, чтобы отряхнуть с них снег.
Дедушка, все еще продолжая расчищать дорожку, поздоровался с ним, а папа вдруг покраснел и чуть было не расхохотался, глядя на новоиспеченного родственника.
— Доброе утро, дедушка Иван! — тихо и почтительно поздоровался второй гость в новой бурке.
Его я тоже узнал — это был Митри из семьи Бабаделиевых. Они были самые зажиточные в деревне. И как полагается в подобных ситуациях, Митри слегка улыбнулся и спросил:
— Непрошеных гостей принимаете?
— Да кто это гостей боится? — ответил дедушка и только теперь перестал расчищать снег и воткнул лопату в сугроб.
Наверное, он должен был это сделать раньше, еще тогда, когда гости пришли, но ведь должен же был он показать, что мы тоже не лыком шиты. Ведь не кинешься же на улицу их встречать — мол, давно вас поджидаем! Нет, кому мы нужны, тот сам нас найдет!..
Я заметил, что в доме «нежданных» гостей встретили так же сдержанно. И тут Митри отряхнул свои обмотки у порога и спросил, принимают ли непрошеных гостей, а Киранчо быстренько породнился с бабушкой, называя ее тетей, и поцеловал ей руку. Вошел, точно к себе домой, и стал без умолку болтать бог знает что. Так, например, стал вдруг рассказывать, как в прошлом году в самые морозы, когда проезжал на телеге через перелесок, напали на него волки. Хотите верьте, хотите нет, но один волк был размером с осла. Встал на дороге перед волами — и ни с места, а второй чуть было не прыгнул в телегу. Хорошо, Киранчо стукнул его по морде рукояткой хлыста, так у него кровь из носа и брызнула.
— Ну, ты посмотри! Зачем все это нужно? — сказал Киранчо, когда стали накрывать на стол. — Мы ведь, дядя, не кушать пришли!