Избранное

Было еще темным-темно, но, сгорая от нетерпения, я начал одеваться. Проверил патроны и ружья — мое и бат Стояна, потому что не любит он возиться с оружием. Чищу и неизвестно почему всматриваюсь в спинку детской кроватки. Нарисованы на ней мужчина и женщина в лодке. Мужчина гребет, а женщина разлеглась, точно царевна, — в розовом платье, с длинными волосами, русалка, да и только. И даже не в платье, не в волосах дело — в лице. Будто нашу Пепу художник нарисовал. Удивительно: столько времени смотрю на эту картину и лишь сегодня заметил ее сходство с Пепой. Кто такая Пепа? Да какой же ты мужчина, если живешь в нашем городе и не знаешь, кто такая Пепа! Официантка она из ресторана «Красное знамя». Между нами говоря, тезка, я в нее втюрился еще год назад. Так влип, что, если она мне выдаст визу, брошу жену и пойду к ней, не задумываясь даже. Это из-за Пепы стал я ездить на охоту аж до самой Странджи. Обещал ей кабана. «Привезешь кабана, — говорит, — устроим сабантуй». Я весь год крутился возле ресторана, чтобы это услышать. Бат Стоян работает или заседает, а я сижу в машине восемь или десять часов кряду. Человеку моего возраста лопнуть можно со скуки, верно? Читаю газеты, дремлю, а надоест — иду к Пепе. Раз ты не знаешь ее, не буду описывать. А увидишь (только смотри мужскими глазами!) — поговорим. У меня челюсть отваливалась от трепотни, но все без толку, не шла Пепа навстречу. Была бы замужем — понятно, а то ведь свободная. Хоть раз бы поехала со мной на машине прокатиться, чтобы часок на нее посмотреть вблизи. Может, мне бы это помогло, но она будто уморить меня решила. И вот на прошлой неделе согласилась. До сих пор сколько раз ей дичь предлагал — не берет, а позавчера захотелось ей кабаньего мяса. Решено, Пепа, решено, говорю. Не одного — двух кабанов привезу. Вышел я из ресторана и кепкой о землю ударил. Если б ружье было под рукой, я бы, верно, палить стал среди бела дня…

Теперь, думаю, согласился бы только бат Стоян. Он еще больше меня охотой увлекается. Сколько мы дичи с ним побили вдвоем! Кабы «волга» говорить умела… Однако, если у него конференция какая или командировка, задумка моя к чертям полетит. Бросился я к нему, а он и сам в дверях. «Из Софии, — говорит, — должно начальство приехать, так что займись машиной». Машина в порядке, отвечаю, а лейтенант узнал, что в Страндже табуны диких свиней появились. Ему приятель сообщил с погранзаставы. Если удастся застрелить хоть одного кабана, будет чем гостей встретить. «Действуй, — приказал начальник, — на субботу и воскресенье поедем». Великий человек! Решил — и все, дай бог ему здоровья!

Включив мотор, поехал я напрямик к бат Стояну. Было еще темно. На улицах ни души, но ничего, думаю, подожду в машине, пока рассветет, тогда и разбужу. Остановил у подъезда. Гляжу — на кухне свет горит. Поднимаюсь наверх, а бат Стоян сидит одетый, пьет кофе. Остальные тоже среди ночи встали. Учитель ждал у своего дома, а лейтенант — на городской площади. С ним еще двое — офицеры запаса. Сидят в «москвиче», курят. Я поехал вперед, они за мной — в общем, покатили к Страндже. На пути в Бургасе остановились позавтракать и дальше двинули. Довольно уже далеко от города бат Стоян велел остановиться. Я тормознул. Он вышел, достал ружье из багажника и пошел к морю, до него там рукой подать. Глядим мы с учителем — а там белая птица в ста метрах от берега плавает.

— Лебедь, — сказал учитель и поспешил за бат Стояном. — Эй, Шапиров, это лебедь!..

Бат Стоян не оглянулся. Зарядил ружье, прицелился. А тут как раз лейтенант приехал со своими людьми. Все ждут у машин, а учитель идет за бат Стояном и не унимается:

— Это же лебедь, Шапиров!..

Бат Стоян отмахнулся: молчи, мол. С суши дул сильный ветер, и лебедь мог, услышав голос, уплыть. Грянул выстрел. А тот ни с места, будто ничего и не слышал. Бат Стоян еще раз пальнул, и тогда, тезка, произошло такое, что я, если б не видел своими глазами, не поверил бы. Лебедь повернул к берегу и поплыл прямо на нас. Бат Стоян снова зарядил ружье, и третий выстрел поднял брызги перед самой грудью лебедя. Глупая птица! Вместо того чтоб испугаться, плывет к нам, сама под дробь лезет. И чем ближе подплывает, тем больше и красивее становится. Перья белые, клюв черный, шея длинная — да что там говорить… И плывет себе, точно слепая, прямо под дробь. Так и попалась на мушку — одно крыло распростерлось на воде, как газета, а здоровым лебедь захлопал, словно хотел взлететь, и вскоре ветер понес его назад в море, все дальше от берега. Бат Стоян снял ружье и крикнул:

— Дайте лодку! Лейтенант, найдите лодку!