Читаем Избранное полностью

На противоположном берегу залива виднелась рыбацкая хижина. Там было несколько лодок. Лейтенант помчался на «москвиче» и в пять минут достал у рыбаков лодку. Кто откажет в просьбе Стояну Шапирову? Пароход попросит — и тот дадут. А лебедя относило все дальше. Время от времени он махал здоровым крылом, ветер ему помогал. Лейтенант с рыбаками битый час гребли, пока настигли его. Выловили наконец, бросили в лодку, повернули назад. Веришь ли, два часа боролись с ветром, выбираясь из воды. И все это время мы ждем и мерзнем. Мы еще ладно, а лейтенант аж посинел весь. Вытащили лебедя на берег. Оказалось, он весит килограммов десять, а то и все двенадцать. Сунули его в багажник и поехали дальше…

Было уже за полдень, и гнал я со скоростью сто километров в час, чтобы скорее добраться до гор. Этот день, думаю, угрохали мы на лебедя, но хоть завтра спозаранку будем на месте, иначе Пепа на меня и не взглянет. Я уже припас домашнее вино и ракию. Отнесу ей домой, а она приготовит что-нибудь из кабаньего мяса. Сабантуйчик получится что надо…

Вот что я скажу тебе, тезка: ничего нет приятнее, чем зайти в девичью комнату. Кругом порядок, чистота, тишина и всё девушкой благоухает. Выпейте немного, отведайте кабаньего мяса, опять выпейте, если захотелось, а потом она в своем мини сядет к вам на колени. Больше ничего не хочу, лишь бы села ко мне на колени. Думаю об этом — и вдруг вижу, лейтенант едет с той же скоростью и сигналит. Я сбавил, мы поравнялись. Он обогнал меня и остановился. Это произошло у Аркутино. Лейтенант подошел. «Мне надо согреться, — говорит, — потому что просквозило меня. Может, чаю или еще чего-нибудь выпить?»

— Выпьем у Фоки по рюмке коньяка, и все пройдет, — сказал мой начальник. — Только стоя, на скорую руку, а то у нас времени нету.

Фока нас увидел, заулыбался — много раз приезжали мы к нему с бат Стояном. В ресторане пусто и тихо, зато официантки любезнее, чем летом. Одно блюдо закажешь — два принесут. Теперь там, по зимнему сезону, остались только три девушки. Фока их мобилизовал, и они вмиг заставили стол блюдами. Вроде только горячий чай с коньяком мы и попросили, но Фока загородил нам дорогу и не выпустил. «Птичьего молока вам достану, а так не отпущу», — говорит. Скучно человеку, компанию ищет. Едим и пьем, а на улице снежок пошел, и не снежок даже, а град со снегом. За полчаса все побелело, будто специально для нашей кабаньей охоты.

— Погода-то что надо, ребята! — говорит бат Стоян.

Ну, тут учитель и показал себя:

— Погода или непогода, а я отсюда ни ногой! Фока, есть у тебя свободная койка?

— Сколько угодно! — сказал Фока. — Восемьдесят мест первой категории. Стопроцентная скидка, а можно и за просто так.

— Иди сюда, чокнемся! — сказал учитель. — Поохотились, лебедя щелкнули. С меня хватит!

— Лебедя? — спросил Фока. — Дайте посмотреть.

Я вытащил птицу из багажника и принес в ресторан. Положил на пол возле двери, девушки и Фока присели на корточки вокруг. Мы сидим за столом, допиваем, а они смотрят на лебедя и молчат.

— Он и не боится, — сказала одна из девушек и погладила птицу по голове. — Ой, крыло почти совсем оторвалось!

Лебедь в самом деле их не боялся. Волоча раненое крыло по полу, он подошел, положил клюв на плечо девушки — и она, дурочка, даже прослезилась.

— А чего ему бояться? — сказал учитель. — С тех пор как вылупился, среди людей живет.

Учитель уже порядком выпил. Обычно он не особенно разговорчив, да и не пьет, а тут стал поднимать рюмку за рюмкой.

— В прошлом году был я в Польше, — сказал он, — видел озеро в центре Варшавы. Там плавали лебеди. Им бросали крошки. А дети даже подходили к воде и кормили из рук. Потом польские товарищи повезли меня на далекие озера и реки, на рыбалку. Ловим мы рыбу, а тут из-за камышей выплывает лебедь: «Гок-гок-гок!» Будто спросил: «Клюет?» — и поплыл своей дорогой.

Учитель поднял рюмку. Лейтенант разминал шею, потирал плечо. Бат Стоян шваркнул пустую рюмку на стол и закричал:

— Поехали! Фока, счет!

Он вскочил и стоя начал отсчитывать деньги. Я тоже встал, а лейтенант опять схватился за плечо и сказал:

— Куда спешить, дайте хоть немного согреться!

— Времени нет, — отрезал бат Стоян. — Твои люди вызвали повара с заставы, завтра к рассвету мы должны быть на месте.

— Если хочешь знать, вряд ли я смогу охотиться, меня всего ломает, — сказал лейтенант, разминая шею до хруста.

— Там, наверху, мы тебя разотрем, — сказал бат Стоян. — Выпивка будет и там. Давай не капризничай!

Он подошел к окну и стал смотреть во двор, ожидая, пока остальные расплатятся. Но, обернувшись, увидел, что все по-прежнему сидят на своих местах. Фока переводил взгляд с него на остальных, а девушки возились с лебедем, пытаясь засунуть ему в клюв крошки. Бат Стоян кивнул мне, и я взял птицу и отнес ее в багажник. Когда вернулся, учитель говорил:

— Не хочу охотиться на кабанов. Здесь я себя лучше чувствую.

— Мы к тебе не привязаны! — вскипел бат Стоян. — Обойдемся и без тебя.

— Еще бы не обошлись!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Жюстина
Жюстина

«Да, я распутник и признаюсь в этом, я постиг все, что можно было постичь в этой области, но я, конечно, не сделал всего того, что постиг, и, конечно, не сделаю никогда. Я распутник, но не преступник и не убийца… Ты хочешь, чтобы вся вселенная была добродетельной, и не чувствуешь, что все бы моментально погибло, если бы на земле существовала одна добродетель.» Маркиз де Сад«Кстати, ни одной книге не суждено вызвать более живого любопытства. Ни в одной другой интерес – эта капризная пружина, которой столь трудно управлять в произведении подобного сорта, – не поддерживается настолько мастерски; ни в одной другой движения души и сердца распутников не разработаны с таким умением, а безумства их воображения не описаны с такой силой. Исходя из этого, нет ли оснований полагать, что "Жюстина" адресована самым далеким нашим потомкам? Может быть, и сама добродетель, пусть и вздрогнув от ужаса, позабудет про свои слезы из гордости оттого, что во Франции появилось столь пикантное произведение». Из предисловия издателя «Жюстины» (Париж, 1880 г.)«Маркиз де Сад, до конца испивший чащу эгоизма, несправедливости и ничтожества, настаивает на истине своих переживаний. Высшая ценность его свидетельств в том, что они лишают нас душевного равновесия. Сад заставляет нас внимательно пересмотреть основную проблему нашего времени: правду об отношении человека к человеку».Симона де Бовуар

Донасьен Альфонс Франсуа де Сад , Лоренс Джордж Даррелл , Маркиз де Сад , Сад Маркиз де

Эротическая литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Прочие любовные романы / Романы / Эро литература
Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза