Избранное

— Извините, пожалуйста, — сказала она. — Кажется, я очень устала. Дробь вас не задела, нет?

— Нет. В честь этого события предлагаю выкурить по сигарете.

Когда мы сели рядом и закурили, я вдруг почувствовал, что во всем этом есть какая-то необычная красота и значительность, которую не выразишь никакими словами.

Женщине было лет двадцать шесть — двадцать семь. У нее были темно-карие, очень теплые глаза. Лицо — не особенно красивое, несколько суховатое, но умное. Оно приятно контрастировало с теплотой ее глаз. Но, может, красивым оно казалось мне оттого, что я впервые видел женщину-охотницу, и оттого еще, что сидели мы посреди плато, а вокруг были колючки и белые камни, которые походили на черепа и придавали ему вид поля битвы, давно отгремевшей… Поговорили об охоте, о том, что нам очень повезло со стаей, а потом замолчали. Никогда не знаешь, о чем говорить с женщиной во время случайной встречи — такой, к примеру, как сегодня. Я не страдаю излишним любопытством, к тому же не хочу досаждать дежурными вопросами, они всегда кажутся мне банальными… И пока я корил себя за то, что молчу — ведь молчать глупо, — охотница, с усмешкой в мягком взгляде, сказала:

— Сигареты в таком случае мало. Надо обмыть.

— Что?

— То, что мне посчастливилось вас не застрелить.

— Чудесная идея, — сказал я. — И, что очень важно, мы находимся всего лишь в километре от лучшего ресторана на побережье.

— Нет, — возразила она. — Мне бы хотелось здесь.

Она вскочила, побежала в сторону колючего кустарника, и только теперь я заметил над ним серую крышу ее машины. Женщина вернулась с чемоданчиком-несессером, села и открыла его. Там была бутылка виски, термос, несколько вилок и два стакана. Налила виски, потом воду, подала мне стакан. Мы чокнулись и опять сказали, что нам просто невероятно повезло со стаей.

— Я никогда не пил виски на охоте.

— Я тоже, — сказала она. — Неплохо, правда?

— Так хорошо, что лучше и не придумаешь.

Мы сидели около часа, выпили еще по полстакана виски, беседовали обо всем на свете, но сейчас я просто не смог бы восстановить все это на бумаге. Женщина говорила в шутливом тоне, она производила впечатление очень самостоятельного человека, с сильным характером, но в то же время была как-то по-особому капризна и одинока. Странно, что, пока мы разговаривали, мне ни разу не пришло в голову спросить, чем занимается, откуда и кто она. Моя собеседница тоже не пыталась что-либо обо мне узнать. И то, что мы оба не проявили обычного в таких случаях любопытства, было по-настоящему прекрасно.

Около одиннадцати мы поднялись — надо ведь было израсходовать оставшиеся патроны. Перепела вспархивали один из другим. Я стрелял, стреляла и женщина на расстоянии трехсот метров от меня. Увлеченные стрельбой, мы все дальше уходили друг от друга. Потом у нее, наверное, кончились патроны, и вскоре я услышал сигналы клаксона: она выехала уже на дорогу и махала мне на прощанье. Чуть позже мои патроны тоже кончились, и в половине пятого я уже был в гостинице. Приняв душ, приготовил себе растворимый кофе и сел за работу… Я чувствовал себя бодрым, почти счастливым, и мне хотелось побыть одному.

Перевод Михаила Роя.

Упрямые люди

Вчера вечером заснул я и спал полчаса, а может, и того меньше. Чуть только закрыл глаза — приснились кабаны. Обычно, тезка, мне во сне не везет: то патрон не тот, то ружье дает осечку. Измучаюсь, пытаясь что-нибудь поправить, и просыпаюсь весь в поту, а после целый день нет настроения и все идет наперекосяк. Но вчера впервые мне повезло. Затаились и ждем: я, бат Стоян, учитель Начев и лейтенант. Смотрю, бегут наконец прямо на меня звери — большие, как ослы. Привстал я — ба-а-х! — один кувыркнулся в овраг. Снова — ба-ах! — еще один перевернулся. Мои спутники тоже стреляют, у них штук по двадцать набралось, весь овраг заполнился падалью… После такого сна, думаю, каждый из нас обязательно попадет хоть разок.