Избранное

Случай не замедлил подвернуться. Мальчик вышел на балкон. Я тоже. Было ясно, что он ждет повода вступить со мной в разговор. Но я сделал вид строгого дяди, который терпеть не может фамильярности, тем более — невоспитанных, избалованных детей. Убедившись, что этим я нагнал на него страху и теперь он даже в комнате будет говорить шепотом и ходить на цыпочках, я удостоил его взглядом, а взглянув, чуть не расхохотался — таким вопиющим было несоответствие между его именем и внешностью. Передо мной, на фоне белой стены соседнего отеля, стоял не ангел, а сущий чертенок. Когда я оправился от изумления и смог хорошенько его рассмотреть, то увидел, что лицо у мальчика шоколадного цвета и до того плоское, что можно подумать, будто он, бегая, налетел на стену и расплющил себе физиономию. Вместо глаз на лице были две черточки, как бы проведенные строгой рукой редактора-эстета, эдакое решительное «нет!». Словом, это был монголоидный арапчонок или чернокожий китаеза.

Когда малознакомым людям предстоит жить вместе, они невольно превращаются в тайных сыщиков, начинает действовать взаимная разведка. Иногда она действует всю жизнь, а иногда и после смерти. Некоторые люди не обладают даром разбираться в себе подобных, они-то и составляют армию самых ревностных читателей современной художественной прозы, потому что лишь посредством литературы получают возможность знакомиться с человеческими характерами. В науке этот вид любознательности называется безусловным рефлексом. Изучать противника начинают с глаз — может быть, потому, что люди верят, будто глаза — даже современного человека — зеркало его души или ее окошко, а ведь стоит заглянуть в окно к соседу, и сразу же увидишь, что там у него в комнате творится.

Как я уже сказал, узкие глаза моего маленького соседа были как щелочки, и все же я умудрился увидеть, что в его душе есть и сомнения, и колебания, и неверие, и другие противоречивые чувства, не свойственные детской душе. Смело могу сказать, что передо мной стоял усмехающийся восьмилетний скептик, каким, скажем, в зрелом возрасте был Боккаччо. Мне показалось, он хочет сказать нечто вроде: «Дяденька, не зависай на этом вопросе, а главное — будь мужчиной!» И я не стал «зависать», а кивнул почему-то заговорщически и вернулся к себе.

Спустя несколько дней нам довелось обедать в одном ресторане. Заметив меня, Ангел сказал что-то матери — наверно, что я — их сосед по номеру. Мать мельком взглянула на меня и отвернулась. Это была женщина бальзаковского возраста, но отнюдь не в бальзаковском вкусе. Если вы решите, что она симпатичная, она действительно станет симпатичной, если же решите, что несимпатичная, — станет несимпатичной. Во всяком случае, ради таких женщин рискованные шаги предпринимают в крайнем случае и то лишь в конце сезона, когда цены на гостиничные номера льготные. Вероятно, это же обстоятельство заставляет вас задать себе вопрос: «Есть ли у нее муж?» А ответив на него положительно, от всего сердца посочувствовать ему, как неизвестному солдату, хотя вы совсем не знаете, что он за тип.

Ресторан был битком набит иностранцами, молчаливыми и как-то нахально спокойными, словно они не за границей, а у себя дома. В основном это были туристы из северных стран — и потому почти все альбиносы. Некоторые (худощавые, приехавшие недавно) походили на морковь в шортах, остальные (пожирнее и уже успевшие много времени провести на пляже) — на кормовую свеклу.

В одной советской кинокомедии показано, как стадо вламывается в зал, предназначенный для банкета, и, пока гости веселятся по соседству, коровы, овцы, козы и поросята пожирают все, что стоит на столах, причем каждая скотина выбирает яство себе по вкусу. Интересно, как бы стали вести себя питомцы какого-нибудь нашего животноводческого совхоза, попади они неожиданно в этот ресторан, — устремились бы к бесчисленным салатам из помидоров и огурцов или сразу же набросились бы на иностранцев?

В это время девушка в черном макси вышла на эстраду, села за рояль и, ударив по клавишам, заиграла что-то из той «обеденной» музыки, которая призвана, с одной стороны, способствовать пищеварению, с другой — убаюкивать и создавать хорошее настроение. Исполнение было из рук вон плохим. Видно, она попала в консерваторию, да и в ресторан по великому блату.

Вот тогда-то и «подал голос» Ангел, словно специально дожидался музыкального сопровождения. Сначала он захныкал вполголоса, точь-в-точь как делал это в номере, затем перешел на мяуканье, напоминавшее вопли мартовского кота, всю ночь напрасно прождавшего на крыше. Сквозь азиатские щелочки просачивалась ироническая улыбка, и овощеподобные альбиносы за соседними столиками, возможно, решили, что ребенок душевнобольной и смеется без причины или, как большинство болгарских детей, просто плохо воспитан. Но Ангел привлек их внимание лишь на секунду, они даже не оторвали глаз от тарелок (в программу их отдыха не входила перегрузка нервной системы излишними впечатлениями: море, солнце, помидоры, легкий флирт со здоровыми молодыми аборигенками и ничего сверх).