Избранное

Наверно, все, кто в первый раз попадает на корриду, не успевают заметить, когда и откуда на арене появляется бык. Двустворчатые ворота загона сливаются с красной оградой, никто не объявляет о начале боя, да и масса других вещей отвлекает внимание: пестрая, разноязыкая публика со всех концов мира, продавцы прохладительных напитков, бумажных шапочек с козырьками против безжалостно палящего солнца и кожаных подушечек (скамейки здесь каменные, как на древних стадионах)… Интересно рассмотреть и саму арену — круглую, посыпанную влажным, плотно утрамбованным песком, как на теннисных кортах. Минут через двадцать, когда три здоровенных мула потащат тушу убитого быка к воротам, вы обнаружите, что над ними находится специальное табло, сообщающее вес следующего быка: скажем, 560 кг.

Мой первый бык, так же как и другие пять, вырвался из передвижной клетки, но увидел я его уже стоящим посреди арены. Он был огромный, черный и резко контрастировал с золотистым песком. В нем были сила и дикость и в то же время растерянность и испуг: что это еще за красный замкнутый круг, что за шумные, пестрые существа, бесстрашно окружившие его со всех сторон? Пока бык стоял неподвижно, я заметил, что на его могучем загривке, точно в том месте, где узлом сходятся мускулы, красуется голубой бантик. Сначала я подумал: именно в это место матадор должен будет вонзить шпагу, но после корриды мне объяснили, что этим «гарпунчиком» стреляют в быка, когда он еще в клетке, специально, чтобы привести в ярость.

Из-за четырех укрытий — четырех дощатых щитов возле самой ограды — вышли мужчины в черных широкополых шляпах и расшитых пестрых жилетах. Каждый держал перед собой лиловый плащ. Бык не обращал на них внимания, а они стали подступать к нему, крича и размахивая плащами, и наконец он заметил одного, устремился к нему с бешеной скоростью, да только человек скользнул за щит, словно мышь в нору. Бык ударил перламутровыми своими рогами в доски, развернулся, увидел очередной лиловый плащ, бросился — и опять впустую. Когда он проделал четыре таких стометровки и заметно выдохся, над ареной зазвучали пронзительные звуки дудки — когда-то так дудели в зурну кырджали[19]. Звуки эти возвестили новый этап борьбы.

На арену выехал всадник с длинным копьем (всадников было несколько, но я буду говорить только о том, которого видел совсем близко). Это пикадор. Не могу утверждать, что он с головы до пят закован в латы, потому что на голове у него черная шляпа, но туловище и ноги явно одеты в броню. Штаны топорщатся от железных набедренников, ноги закрыты металлическими стременами-коробками, под вышитым жилетом, я уверен, стальной нагрудник. Конь у него тоже «бронированный» — правда, только с одной стороны, — и броней служит толстый слой какого-то войлока, а правый глаз зашорен, чтобы конь не видел нападающего быка.

Пикадор напоминал мне средневекового рыцаря, но не рыцаря вообще, а Дон Кихота, точнее, те памятники ему, которые можно видеть по всей Испании. По-видимому, ни один литературный герой в мире не популярен так в своей собственной стране, как знаменитый идальго из Ламанчи и верный его оруженосец. Я бы даже сказал, что нет более материализовавшихся литературных героев, чем эти два чудака. (Какую шутку сыграла история с самым «безумным» идеалистом в литературе!) Их изображения стали целой отраслью испанской экономики, вы сталкиваетесь с ними буквально на каждом шагу. Они выгравированы на эмблемах, брошках, пепельницах и всевозможных других оскорбительно мелких предметах, вырезаны из дерева, отлиты из металла размером от сантиметра до естественного человеческого роста. В витринах магазинов, у дверей многих заведений вас прежде всего встречают Дон Кихот и Санчо Панса: один — тощий и невзрачный — восседает на Росинанте или стоит с копьем в руках, другой — пузатый, с туповатой усмешкой — лениво развалился на осле, прогнувшемся под его тяжестью. Видно, именно так кустарь-ремесленник представляет себе «духовную» и «материальную» суть человека, впрочем, это представление не слишком отличается от представления многих литераторов.

Иностранец может подумать, что испанские города кормятся за счет Дон Кихота и Санчо, да так оно, кажется, и есть. Толедо, например, забит их скульптурными изображениями. Они выставлены прямо на тротуаре вместе с рыцарскими доспехами и оружием — нагрудниками, шлемами, наколенниками, щитами, шпагами и рапирами. В Толедо находится и дом одного из прекраснейших художников, Эль Греко. Бесчисленные репродукции его картин украшают город. Так что и за его счет кормится достаточно народа.