Избранное

Домашние начали готовиться к похоронам. Дед настрогал досок для гроба, тети покрасили рубахи и платки в черный цвет, осталось позвать священника. Деду не хотелось тащиться в соседнее село, и он позвал отца Костадина, надеясь, что бабка перед смертью окажется более сговорчивой и согласится принять от него святое причастие. Отец Костадин был трезв и настроен философски, он начал с того, что изрек библейскую мудрость: «На этом свете все есть суета сует», а потом, со смиренным видом подойдя к заблудшей овечке, великодушно простил ей все ее прегрешения. Когда он стал уверять бабку, что она, несмотря на свои грехи, окажется в раю и что больше ей не придется ходить за шесть верст (дескать, в раю она будет иметь возможность беседовать с господом богом, когда только пожелает), та впервые за семь дней открыла рот и промолвила:

— Корову хочу! Корову!

— Коровы в рай не допускаются, — принялся толковать ей поп. — Луга там зеленые и тучные, им нет ни конца ни краю, а коров нету. Молоко, что течет там целыми реками, не выдоено из коров, а господом богом сотворено, чтоб души праведные пили его свежим или кипяченым — кто как привык на грешной земле.

— Корову хочу, а тогда уж и помру! — не унималась бабка.

— Рука дающего не оскудеет, изрек сын божий! — сказал отец Костадин моим домашним, которые, затаив дыхание, прислушивались к словам бабки. — Дайте ей корову, да успокоится душа ее, это сам господь бог говорит ее устами.

Мои мать и отец поймались на удочку и согласились уступить корову на несколько часов или на день — нельзя было дать бабке помереть, не исполнив ее предсмертного желания. Отец Костадин сказал, тогда она вообще не попадет в рай, а станет оборотнем и будет каждую ночь приходить в хлев доить корову. Но на другой день, когда дед снял с бабки мерку, чтоб мастерить гроб, она вдруг как ни в чем не бывало села в постели и попросила есть. А наевшись, хорошо выспалась, в обед и вечером опять поела всласть, а наутро встала и начала возиться по хозяйству с проворством молодухи. Мать моя и отец оказались в довольно деликатном положении, они не знали как быть: то ли радоваться, что бабка выздоровела, то ли сожалеть об этом. Мои родители согласились отдать корову, чтобы обеспечить бабке место в раю, но с условием, что, отправившись в рай, она оставит корову нам. Было ясно, что бабкина болезнь была чистейшей симуляцией, но данного при свидетелях слова назад не вернешь, и моим родителям пришлось смириться. Правда, они было попытались вывести бабку на чистую воду и вернуть себе корову, только ничего у них не вышло, потому что бабка эту корову выстрадала: целую неделю ничего не ела, позволяла, чтоб ей пускали кровь, кололи ржавой иглой, не говоря уже о том, что взяла на свою христианскую душу такой великий грех. Справедливости ради надо сказать, что бабка, проявив великодушие, пообещала отдать нам будущего теленка и накинула одну овцу.