Избранное

«По моему мнению, в Англии снова близится пора, напоминающая 1824—1825-е годы, когда, исходя из накопления капиталов, мы могли бы найти людей, которые на свой страх и риск готовы были бы принять все, что только им ни предложат. Как хорошо известно вашему высочеству, я имел в виду прежде всего принцип платы, а не сам мост, и сейчас цель, какую я намереваюсь достигнуть, следующая: побудить хороших английских механиков, мастеров-строителей и т. п. приехать к нам в страну за свой счет. Мост, по всей вероятности, они строить не станут — хотя и это возможно, — зато обратят наше внимание на целый ряд вещей и выполнят многие такие работы, для каких у нас нет ни подходящих людей, ни средств».

Что это? Предложение привлечь в страну капиталы, мертвым грузом лежащие во время кризиса, или использовать излишки рабочей силы, возникшие опять-таки в результате кризиса? Судя по всему, и то и другое.

Правда, после этого Сечени добавляет, что крупные строительные работы «отвлекут народ от чрезмерно свободолюбивых идей, конституционных теорий и раздумий всякого рода». Но по-моему, это лицемерие скорее вынужденное, равно как вымучена и любезность, которой Сечени заканчивает свой доклад:

«Если бы мне посчастливилось получить от вашего высочества личные поручения, к примеру, касательно приобретения посевных семян или же сельскохозяйственных орудий, я выполнил бы их с большим тщанием и точностью, нежели дела свои собственные».

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

Итак, Сечени подмечает периодичность кризисов. Затем — и, пожалуй, в согласии с правящей династией — он считает с точки зрения государственно-правовой наиболее важной уплату пошлины, и строительство моста тут служит лишь предлогом. Он намерен призвать в страну специалистов, а индустриализацию страны пытается сделать в глазах наместника заманчивее, придавая ей характер политического отвлекающего маневра.

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

Нет! Человек, который так прекрасно разбирается в механике экономических кризисов, который очень точно формулирует свою мысль: «Машина не выносит запаха феодализма», — вынужден лицемерить перед наместником лишь по причине своих откровенно реформаторских устремлений.

Во всяком случае, Сечени добился того, что Адама Кларка весьма любезно принимает сам эрцгерцог. А Кларк вскоре прибывает в Пешт и в течение нескольких лет остается бессменным механиком, управителем, капитаном «Выдры». Кларк успевает основательно ознакомиться с Дунаем, Венгрией, венграми; строительство Цепного моста — второе дело, порученное ему в Венгрии.

По косвенным данным я сужу, что был он человеком на редкость искусным, трудолюбивым и крайне воздержанным. Однако неудивительно, что добропорядочный английский рабочий тут, в Венгрии, вскоре превращается в сноба — иначе и быть не могло. Как каждый англичанин, он вообще склонен к снобизму, а уж если патроном у него англоман, аристократ-сноб, — то и подавно.

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

Разумеется, Сечени был снобом.

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

Снобизм и выдающиеся человеческие способности отнюдь не исключают друг друга. Теккерей — снова сошлемся на него, поскольку именно он ввел это понятие, — называет снобом Байрона:

«Биография автора «Дон-Жуана», им самим написанная, есть образцовый пример жизни сноба».

Байрон служил образцом для подражания Иштвану Сечени, а сам Сечени являлся идеалом Адама Кларка. И взаимоотношения их строятся на основе типичного снобизма. Ташнер, не в меру усердствующий секретарь Сечени, постоянно слыша, как нахваливают Адама Кларка, шлет этому джентльмену с черными от машинного масла потрескавшимися руками приглашение в клуб. И получает заслуженный выговор: